Над кафедрой, с которой я говорил, висел флаг с гигантским швейцарским крестом. Как только я умолк, вступил мощными аккордами орган, исполнивший национальный гимн. Люди встали со скамей; кое-кто запел, постепенно стали вливаться все новые и новые голоса, и гимн звучал все сильнее и внушительнее. Вероятно, никогда все так ясно и так искренне не ощущали, что мы составляем единое целое, что мы члены единой семьи и должны опираться друг на друга.
Дома я потребовал у Мелани объяснения и поистине только прекрасного праздника ради упрекал ее не слишком резко. Правда, у нее опять сделался припадок, но на этот раз я остался совершенно равнодушным. Теодор, одетый в свою красивую форму, сидел у окна, покуривая сигарету, а когда Мелани начала плакать и всхлипывать, иронически улыбнулся.
По дороге на общественный выгон, куда потом мы с ним отправились вдвоем — Мелани не пожелала идти, и я не настаивал, чтобы люди не глазели на ее заплаканное лицо, — Тедди спросил:
— Неужели этот пастор Марбах должен вечно оставаться в Лангдорфе? Ты же пользуешься влиянием. Наверно, что-нибудь можно сделать?
— Подожди немного! — с глухой яростью произнес я. — Возможность представится, а не то я ее создам. Теперь я опять располагаю временем и могу этим заняться.
— Будем надеяться, — спокойно сказал Тедди и выплюнул окурок, который широкой дугой полетел через улицу. — Пора взяться за этого господина!
Я не подозревал, что эта возможность представится мне уже на другой день. В воскресенье в церкви возник спор из-за того, что пастор Марбах упорно отказывался читать проповедь под знаком швейцарского креста. «В божьем доме, — как, передавали, сказал он, — есть место только для одного креста, притом не для того, который изображен на флаге».
Мне сообщили об этом в тот же день, и я понял, что пришло время действовать. На ближайшем заседании общинного совета я поднял вопрос о поведении Марбаха. Мне не стоило большого труда убедить коллег, что такой пастор не годится для нашей общины.
Но и после этого пришлось затратить немало усилий, так как Марбаха многие любили, несмотря на его подстрекательскую деятельность. Все же через год — еще до окончания войны — его с позором выгнали ко всем чертям. Вместо него пришел человек со здравыми понятиями.
Глава двадцать четвертая
Наконец война кончилась; свобода одержала верх над силами ада. Человечество облегченно вздохнуло. Впрочем, лично мне война доставила много приятного. Дело в эти годы шло блестяще, и я значительно увеличил свое состояние. Со времени отставки пастора Марбаха в общине восстановились спокойствие и согласие.
Мелани тоже притихла; она совсем отказалась от благотворительной деятельности. Со мной она почти не разговаривала и только отвечала, когда я ее о чем-либо спрашивал. Она могла часами сидеть у окна и смотреть в сад — на плакучие ивы, которые великолепно разрослись. По щекам ее текли слезы.
Теодор закончил свое юридическое образование и поступил ко мне на службу. Я купил ему первоклассную гоночную машину, о которой он давно мечтал, и он носился в ней по свету. Теодор доставлял мне много радости: из него вышел бойкий и разумный молодой человек, и я постепенно начал обсуждать с ним свои деловые мероприятия.
Наша страна и весь мир временно успокоились. Возник небывалый товарный голод. Я снова расширил свою фабрику и приобрел новые машины. Мало-помалу я передал Теодору часть работы по руководству предприятием, и это дало мне возможность больше времени посвящать тому, что доставляло мне удовольствие. От своей излюбленной привычки два раза в неделю ездить в город я не отказался. Иногда я среди дня уезжал верхом, стал чаще бывать в своем летнем доме в Санкт-Морице, но брал с собой не Мелани, а приятельниц, которые меня по-прежнему любили. Наибольшую радость мне доставлял обход фабрики. Мне было приятно все, что я там видел, и я вспоминал свое далекое детство. Порой я заговаривал с кем-нибудь из рабочих и каждый раз посмеивался, видя, как человек смущается и краснеет.
Так шло время, и все было хорошо, если не считать подавленного вида Мелани, однако и это не нарушало моего душевного покоя. Но вот два года назад я познакомился с Ирис. Черными волосами и тонкими чертами лица она напоминала мне Бетти, которую я никак не мог забыть, даже в водовороте событий последних лет.