- А ты заметил, что манеры Матиаса как у женоподобного мужчины? – обратила внимание своего мужа Паулина.
- Как только тебе приходит в голову произносить столь великую глупость, да ещё и о собственном сыне! Никогда ничего подобного и не было ни в моей семье, ни в твоей! – возразил Фелисиано.
- Ты знаешь какого-нибудь нормального мужчинку, кто сочетает цвет шарфа с цветом обоев на стенах? – вскипела Паулина.
- Чёрт побери! Ты его мать и тебе полагается подыскать невесту сыну! Нашему мальчику уже тридцать лет, и он всё ещё холост. Лучше бы вскоре обзавёлся женщиной, нежели до этого станет на наших глазах алкоголиком, заразится туберкулёзом или чем-то похуже, - заметил Фелисиано, совершенно не зная, что было уже поздно применять мягкие средства, чтобы спасти сына.
В одну из этих ночей ледяной вьюги, столь характерных лету в Сан-Франциско, Вильямс, мажордом в пиджаке с фалдами, постучал в дверь комнаты Северо дель Валье.
- Простите за беспокойство, сеньор, - прошептал тот сдержанным, с хрипотцой, голосом, входя и неся одетой в перчатку рукой канделябр о трёх свечах.
- В чём дело, Вильямс? – спросил, встревоженный не на шутку, Северо, потому как это было впервые, когда кто-то прерывал его сон в родительском доме.
- Боюсь, возникло небольшое неудобство. Речь идёт о доне Матиасе, - сказал Вильямс с характерной британцам напыщенной почтительностью и совершенно неизвестной в Калифорнии, которая всегда звучала скорее иронично, нежели благоговейно.
Он объяснил, что в столь поздний час в дом пришло сообщение от одной дамы сомнительной репутации, некоей Аманды Лоуэлл, кого молодой господин часто посещали, представительницы людишек «другого круга», как про них говорили в приличном обществе. Северо прочёл записку при свете свечей: та содержала всего лишь три строчки с просьбой о немедленной помощи Матиасу.
- Нам нужно предупредить дядю с тётей, Матиас, возможно, терпит злоключение, - встревожился Северо.
- Обратите внимание на адрес, сеньор, это же в самом центре Чайна-тауна. Мне кажется, будет предпочтительнее, чтобы господа не узнали о случившемся, - высказался мажордом.
- Да ну! А я-то думал, что у вас никогда не было тайн от моей тёти Паулины.
- Я стараюсь лишний раз её не беспокоить, сеньор.
- И что ты мне подскажешь предпринять?
- Если вас не затруднит, то для начала оденьтесь, возьмите с собой оружие и следуйте за мной.
Вильямс разбудил конюха, приказав тому подготовить один из экипажей. Желая умолчать о деле насколько, конечно, это представлялось возможным, он предпочёл взять вожжи в свои руки и без всяких сомнений направился по тёмным и пустынным улицам прямо в китайский квартал, ведомый туда лишь инстинктом лошадей, потому что ветер постоянно гасил фонари кареты. У Северо сложилось впечатление, что служащий бороздит эти переулки далеко не в первый раз. В скором времени они оставили экипаж и углубились пешком по непривычной местности, выходящей в некий затенённый двор, где повсюду слышался странный сладковатый запах, напоминающий аромат поджаренных орехов. Не было видно ни души, и не раздавалось иных звуков, за исключением издаваемого ветром, и даже единственный свет, и тот уходил в щели, образуемые парой, находящихся на уровне улицы, оконец. Вильямс зажёг спичку, ещё раз прочёл адрес на бумажке, после чего, особо не церемонясь, толкнул одну из дверей, выходящих в патио. Северо с оружием в руке последовал за ним. Так оба вошли в небольшую комнату, совершенно не проветренную, однако ж, чистую и убранную, где едва можно было продохнуть от стоявшего и слишком насыщенного запаха опиума. Вокруг располагавшегося в центре стола были деревянные спальные места, выстроенные в ряд вдоль стен, одно над другим, точно койки на судне, покрытые плетенкой и с куском взбитой древесины, служившей в качестве подушки. Большинство их было занято китайцами, а кто лежали и по двое рядышком, опираясь боком на небольшие подносы, поддерживающие другим краем коробку с чёрной пастой и пылающую лампу. Было далеко за полночь, потому и действие этого вещества достигло своего пика. Люди лежали в сонном состоянии, бредя в своих сновидениях, и лишь у двоих-троих хватало силы обмакивать металлическую палочку в опиум, нагревать ту на лампе, а затем подносить к себе мелкий наконечник трубки и вдыхать через специальную бамбуковую трубочку.
- Боже мой! – прошептал Северо, кто, конечно, слышал подобные разговоры, однако ж, вблизи ничего такого ещё не видел.
- Во всяком случае, это лучше, чем алкоголь, если позволите сказать, - возразил Вильямс. - Он не побуждает к насилию и не причиняет ущерб другим людям, а лишь вредит тому, кто курит. Обратите внимание, насколько здесь спокойнее и чище, нежели в любом другом баре.
Старый китаец, одетый в тунику и широкие хлопковые брюки, вышел, прихрамывая, им навстречу. Красные лукавые глазки были едва заметны среди глубоких морщин, которыми было испещрено всё лицо. Имелись и печально опущенные седые усы и такая же тощая косичка, что свисала по спине. Все ногти, за исключением на большом и указательном пальцах, были столь длинными, что находили друг на друга, точно хвосты какого-то доисторического моллюска, его рот казался чёрной пустотой, а ещё оставшиеся редкие зубы были изъедены табаком и опиумом. И такой кривоногий прадед обратился к вновь прибывшим на китайском языке и, к удивлению Северо, англичанин-мажордом ответил тому парой бранных фраз на его же языке. Возникла, казалось, нескончаемая пауза, во время которой никто не двигался. Китаец задержал взгляд на Вильямсе, словно внимательно изучая человека, и, наконец, протянул руку, куда тот положил несколько долларов, которые старик сберёг у себя на груди под туникой. Затем взял огарок свечи и подал им знак следовать за собой. Так все вместе прошли второй зал, и тотчас за ним и третий, и четвёртый, все похожие один на другой, миновали извилистый проход, спустились по небольшой лестнице и оказались уже в другом коридоре. Их провожатый сделал знак немного подождать, вслед за чем исчез на несколько минут, показавшихся нескончаемыми.
Северо, вспотев, держал палец на курке заряженного ружья, весь настороже и не осмеливаясь даже заговорить. Наконец, вернулся прадед и повёл их по лабиринту, пока все не оказались перед запертой дверью. Они недоумённо уставились на неё, словно разгадывали незнакомую карту, пока Вильямс не передал провожатому ещё пару долларов, и тогда последний её открыл. После чего люди вошли в ещё меньшую по сравнению с предыдущими комнату, более тёмную и задымлённую, а также и более тесную, потому что помещение находилось ниже уровня улицы. Здесь явно не доставало вентиляции, хотя в остальном эта походила на все предыдущие. На деревянных полках располагались пять белокожих американцев, ещё четыре человека и женщина в возрасте, однако не утратившая своего великолепия, с роскошным каскадом рыжих волос, раскинутых по плечам и спине, точно небрежно положенная накидка. Судя по утончённой одежде, перед ними оказались платёжеспособные люди. Все находились в одинаковом состоянии счастливого крайнего изумления, за исключением того, кто, едва дыша, лежал на задворках, в рваной рубашке, с распростёртыми крестом руками, кожей цвета мела и вывернутыми кверху глазами. Это и был Матиас Родригес де Санта Круз.
- Пойдёмте, сеньор, поможете мне, - распорядился Вильямс, обращаясь к Северо дель Валье. Встав по обе стороны, те подняли его с усилием, после чего каждый повесил руку человека за свою шею и таким способом несчастного и понесли, точно распятого, с повисшей головой, вялым телом, и ногами, волочившимися по утрамбованному полу. Они заново проделали долгий путь обратно по узким коридорам и пересекли одну за другой душные комнаты, пока внезапно не очутились на свежем воздухе, среди небывалой чистоты ночи, где, наконец, смогли глубоко вздохнуть, всё ещё обеспокоенные и потрясённые произошедшим. Не медля, как могли, устроили Матиаса в экипаже, и Вильямс отвёз их в холостяцкую комнату, о наличии которой, полагал Северо, служащий его тёти ничего не знал. И тем бóльшим было удивление молодого человека, когда Вильямс вынул ключ, открыл главную дверь дома, а затем другим ключом ещё и отпёр мансарду.
- Ведь это не первый раз, когда приходится вызволять моего двоюродного брата, правда, Вильямс?
- Скажем, что и не последний, - ответил слуга.
Оба аккуратно положили Матиаса на стоявшую в углу за японской ширмой кровать. Северо приступил пропитывать того влажными тряпочками, а также трясти, чтобы возвратить с небес, где последний уже было расположился, а Вильямс, между тем, отправился искать семейного врача, предупредив, что теперь было бы не уместно сообщать об уже случившемся тёте и дяде.
- Мой двоюродный брат может умереть! – воскликнул Северо, всё ещё дрожа от ужаса.
- В этом случае будет просто необходимо рассказать обо всём хозяевам, - вежливо позволил себе сказать Вильямс.