«Когда Тао доставили на наскоро сооружённых носилках, и я увидела, что именно с ним сделали, нечто цельное внутри меня разбилось на множество осколков, будто на что-то твёрдое упал гранёный стакан – вот оно раз и навсегда и лишило меня способности любить. Я сохла изнутри. И уже больше никогда я не стану прежней. К тебе, Лай-Минг, я чувствую огромную нежность, как и к Лаки с его детьми, я испытываю её и к мисс Розе, однако ж, я могу питать любовь лишь к Тао Чьену. Без этого человека ничто в мире мне особо не важно, с каждым прожитым днём длиннейшее ожидание того, когда я воссоединюсь с ним вновь, становится на один день меньше», - признавалась мне бабушка Элиза Соммерс. И добавляла, как ей меня жаль, потому что уже в пятилетнем возрасте мне довелось воочию видеть страдания человека, кого я любила больше всего на свете, однако ж, находясь в здравом уме, полагала, что и подобное душевное потрясение изгладило бы время. Женщина верила, что моей жизни рядом с Паулиной дель Валье вдали от Чайна-тауна будет вполне достаточно для того, чтобы я всё-таки окончательно забыла Тао Чьена. И тогда даже не представляла себе, что определённая сцена в известном переулке навсегда запечатлится во всех моих последующих ночных кошмарах, также как и не думала, что запах, голос и еле заметное касание рук моего деда будут ещё долго преследовать меня при каждом пробуждении.
Тао Чьен оживал лишь в объятиях своей жены, а спустя восемнадцать часов восстановилось и сознание, и буквально через несколько дней тот смог заговорить. Элиза Соммерс вызвала на дом двух врачей-американцев, которые в некоторых случаях и сами прибегали к познаниям чжун и. Они с печалью на лице осмотрели больного: у того уже полностью отказал позвоночник, и маловероятно, что несчастный выживет вообще, а если и да, то с наполовину парализованным телом. И даже наука здесь бессильна, - говорили специалисты. Они ограничивались лишь промыванием ран да незначительным вправлением костей. Правда ещё зашили пациенту голову и перестали давать внушительные дозы наркотических веществ. Меж тем всеми забытая внучка незаметно съёжилась в углу рядом с кроватью своего деда и продолжала звать того одними губами. Девочка никак не понимала, отчего дедушка ей не отвечал, почему ей не позволяли подходить ближе, и почему больше нельзя было засыпать, как и всегда, укачиваемой его такими любимыми руками.
Элиза Соммерс аккуратно давала лекарства больному, проявляя то же терпение, с каким пыталась заставить того с помощью воронки проглотить хоть немного супа. Она не допускала, чтобы любимого охватило отчаяние; спокойная и без слез, женщина дежурила рядом со своим мужем целыми днями, пока он не смог заговорить одними лишь опухшими губами и сквозь разбитые зубы. Чжун и знал, не оставляя места каким-либо сомнениям, что в подобных условиях он не мог и даже не желал жить дальше, о чём так и объявил своей жене, попросив ту больше не давать ему ни еды, ни питья. Глубокая любовь и абсолютная близость, которые эта пара разделяла друг с другом более тридцати лет, позволили им предвидеть мысли своего спутника жизни; так, в многословии у них обоих уже не было никакой необходимости. Если Элизу подчас и терзало искушение умолять мужа продолжать жить, даже будучи выйдя из строя и лёжа в кровати, та спешила проглотить слова такого рода. Ведь женщина слишком уж сильно любила своего благоверного, чтобы просить о подобной жертве. Со своей стороны, Тао Чьен не должен был ничего объяснять, ведь он и так знал, что жена выполнит всё самое необходимое, чтобы помочь мужу умереть достойно, как и сделал бы он сам для любимой, если бы всё сложилось иначе. Женщина думала, что было бы излишне и настаивать на перевозке его тела в Китай, потому что самой уже не казалось то действительно важным, и вдобавок покойный муж не желал взваливать подобный груз на плечи Элизы, которая, несмотря ни на что, решила поступить именно так. Ни одному из них не хватило духу обсудить между собой и без того казавшееся очевидным. Элиза открыто сказала любимому, что оставить теперь его умирать от голода и жажды было выше её сил, потому что подобное состояние могло длиться ещё много дней, а, возможно, и недель, а она бы не допустила, чтобы муж столь долго страдал бы от агонии. Тао Чьен указал своей любимой, как следует всё сделать. Человек попросил её сходить в консультацию, заглянуть в определённый кабинет, отыскать и принести оттуда голубой флакончик. Жена активно помогала ему в клинике первые годы их отношений и поступала так до сих пор, когда чжун и подводил помощник. Она умела читать знаки, написанные на различных сосудах на китайском языке, а также научилась ставить уколы.
Лаки вошёл в комнату, чтобы получить благословление отца, и тут же удалился, сотрясаемый всхлипываниями. «Ни Лай-Минг, ни ты не должны волноваться, Элиза, потому что я ни в коем случае вас не покину; напротив, всегда буду рядом, чтобы защищать обеих, поэтому и впредь ни с одной из вас ничего плохого не случится», - прошептал Тао Чьен. Она взяла на руки и подняла внучку, приблизив ту к деду, чтобы они смогли проститься друг с другом. Девочка, увидев это опухшее лицо, отстранилась, поначалу испугавшись, однако всё же запомнила зрачки, смотревшие на неё с известной и всегдашней преданной любовью, и только после этого заново узнала деда. Она вцепилась в плечи столь дорогого сердцу человека и, в то время как целовала и в отчаянии звала, замочила его горячими слезами, и плакала, пока её не отдалили буквально в мгновение, а затем вывели наружу, где та и угомонилась лишь на груди своего дяди Лаки. Элиза Соммерс вернулась в комнату, где была так счастлива со своим мужем, и нежно закрыла за собой дверь.
- Я сделала, что и должна была сделать, Лай-Минг. Я тотчас легла рядом с Тао и долго-долго его целовала. Его последнее дыхание так и осталось со мной…
ЭПИЛОГ
Если бы не моя бабушка Элиза, которая специально приехала издалека, чтобы пролить свет на затенённые углы моего прошлого, и если бы не это множество фотографий, успевшее скопиться у меня дома, каким образом я смогла бы рассказать эту историю?
Тогда мне просто пришлось бы выдумать её, опираясь исключительно на воображение и не принимая во внимание ускользающие нити различных, но всё же чужих жизней и какие-то иллюзорные воспоминания. Память – это сплошной вымысел. Мы отбираем только самое яркое и самое тёмное, неосознанно обходя то, что приводит нас в смущение, и таким способом вышиваем пространный гобелен наших собственных жизней. Прибегая к фотографии и письменной речи, я отчаянно пытаюсь превзойти мимолётное состояние своего существования, поймать определённые моменты до того как они рассеются и прояснить смущение, что окутывает пеленой моё прошлое. Каждое мгновение исчезает; не успеешь и оглянуться, как оно уже становится прошлым, наша реальность, преходящая и меняющаяся, она – сплошная печаль. С помощью фотографий и страниц настоящей книги я не даю умирать воспоминаниям; ведь они для меня ключ к ускользающей реальности. Хотя, несомненно, отражая правду, они доказывают собой, что конкретные события жизни имели место, и все эти герои, так или иначе, оставили след в моей судьбе. Благодаря снимкам я могу воскресить в памяти свою мать, умершую, как только я родилась, моих закалённых жизнью бабушек и мудрого деда китайца. А ещё своего отца и остальных, каждого в отдельности, однако ж, объединённых между собой семейными связями, всех этих людей, в жилах которых течёт смешанная и горячая кровь. Я пишу лишь для того, чтобы приоткрыть давнишние тайны моего детства, охарактеризовать свою личность и создать собственную легенду. Ведь в конце жизненного пути, единственное, что остаётся у нас в избытке, это сплетённые нами же в течение лет воспоминания.
Каждый выбирает свой стиль, чтобы рассказать собственную историю жизни. Так вот, здесь я бы хотела предпочесть долговременную чёткость оттиска на платине, хотя, пожалуй, ни единый момент в моей судьбе не обладает этим блестящим качеством. Я живу, окружённая расплывчатыми оттенками, завуалированными тайнами и различного рода неопределённостями; к стилю, которым я бы хотела рассказать о своей жизни, пожалуй, больше всего подходит тот, что называется портрет в сепии…
КОНЕЦ
Desde el septiembre de 2014 año hasta el agosto de 2016 año con las pausas necesarias.
La redacción tenía lugar al otoño 2016 año.
СОДЕРЖАНИЕ:
Первая часть (1862-1880)………………………………………………………………………………1
Вторая часть (1880-1896)…………………………………………………………………………….58
Третья часть (1896-1910)……………………………………………………………………………130
Эпилог………………………………………………………………………………………………….198