Во вторую среду ноября, как впрочем, и каждый день, Тао Чьен отправился за своей внучкой Лай-Минг в чайный салон своей супруги, располагавшейся на Площади собрания. По вечерам девочка оставалась с бабушкой Элизой до тех пор, пока чжун и не заканчивал свою работу в консультации и не отпускал последнего пациента, после чего неизменно шёл её забирать. До дома нужно было пройти всего лишь семь куадр, однако Тао Чьен взял себе за правило обходить две главные улицы Чайна-тауна именно в это время, когда как раз в магазинах зажигались бумажные фонарики, а люди заканчивали работать и отправлялись прикупить продукты к ужину. Он шёл за руку со своей внучкой прямо через рынок, где на прилавках лежали горами привезённые с противоположного берега моря экзотические фрукты и отливающие блеском и висящие каждая на своём крючке утки. Там же имелись и разные виды грибов, насекомых, даров моря и такое разнообразие животных и растений, которое, пожалуй, больше нигде нельзя было увидеть собственными глазами. Поскольку никто не располагал временем готовить пищу у себя дома, Тао Чьену приходилось тщательно выбирать блюда к ежедневному ужину, впрочем, всегда практически одни и те же, потому что Лай-Минг в отношении еды была девочкой очень разборчивой. Дедушка пытался всячески её искушать, давая пробовать по кусочку нежнейшие блюда кантонской кухни, которые продавались в уличных ларьках, однако, в конченом счёте, они всегда шли друг другу на уступки и, в основном, сходились на немногих вариантах лапши быстрого приготовления и свиных рёбрах.
В этот день Тао Чьен впервые надел новый костюм, сшитый лучшим китайским портным в городе, который производил одежду лишь для самых элегантных мужчин. Он одевался на американский манер вот уже много лет, хотя только получив гражданство, Тао Чьен всячески старался придать своему виду изящество и изысканность в знак уважения к своей второй родине. Этот человек смотрелся потрясающе в своём идеально тёмном костюме, подходящей к нему рубашкой и с галстуком пластрон, а также в пальто английского сукна, шляпе-цилиндре и перчатках из шевро цвета слоновой кости. Вид маленькой Лай-Минг полностью отличался от наряда на западный манер её деда. На девочке были тёплые брюки и шёлковый стёганый пиджак в отливающих блеском жёлто-голубых тонах. Вся одежда выглядела настолько объёмной, что, в целом, Лай-Минг двигалась, точно медведь. Заплетённые в тугую косу волосы украшала чёрная вышитая шапочка, какие были тогда в моде во всём Гонконге. Оба привлекали внимание окружающей разношёрстной толпы, в своём большинстве состоящей из мужчин, одетых в обычные брюки и чёрные туники и столь похожих друг на друга, что всё китайское население, казалось, облачено в одинаковую форму. Люди то и дело останавливались, чтобы поприветствовать чжун и, ведь если они и не были его пациентами, по крайней мере, знали специалиста в лицо и по имени. Торговцы на рынке, чтобы хоть как-то удостоиться расположения известного человека, неизменно ласково обращались и с его внучкой, предлагая той небольшие подарки: то светящегося жука в небольшой деревянной клетке, то бумажный веер, а то и какие-нибудь сладости.
С наступлением сумерек в Чайна-тауне приходила пора и весёлой атмосфере с несмолкаемым шумом от переходящих в крик разговоров, различных торгов и зазываний продавцов. Здесь сильно пахло фритангой, различными приправами, рыбой и мусором, потому как всяческие отбросы зачастую скапливались прямо посреди улицы. Дед с внучкой гуляли по павильонам, в которых обычно делали свои покупки, беседовали с группой мужчин, играющих в маджонг сидя на тротуаре. Также захаживали и в каморку к травнику, чтобы забрать кое-какие лекарства, которые чжун и выписывал из Шанхая. Они ненадолго задерживались и вблизи игорного дома, чтобы, пусть и стоя в дверях, хотя бы посмотреть на столы, предназначенные для игры в фан-тан. Ведь было достаточно одного взгляда, как Тао Чьен сразу же ощущал в себе тягу сделать ставку, однако теперь избегал этого, словно чумы. Ещё они любили выпивать по чашечке зелёного чая в магазине дяди Лаки, где заодно смогли полюбоваться последней партией предметов античного искусства и резной мебели, которую только что привезли. После чего оба не медля развернулись кругом и заново, спокойным шагом, отправились в обратный путь до своего дома.
Вскоре на бегу к ним подлетел какой-то молодой человек, разжигаемый особым волнением, и стал умолять чжун и, чтобы он прямо сейчас бежал на помощь, потому что неподалёку произошёл несчастный случай – какого-то человека лягнула в грудь лошадь, отчего бедняга сильно харкает кровью. Тао Чьен, не выпуская руку внучки, поспешно последовал за ним по боковой улочке, а затем ещё по одной и по следующей. Они пробирались по узким переходам среди непонятного рельефа местности этого квартала до тех пор, пока оба не очутились совершенно одни в каком-то переулке-тупике, едва освещённом бумажными фонарями, выглядывающими из некоторых окон и сияющими точно диковинные светлячки. Юноша внезапно куда-то исчез. Тао Чьену удалось понять, что он попал в ловушку, из которой попытался отступить, однако делать то было уже поздно. Из тьмы незамедлительно вышли несколько вооружённых палками мужчин и его окружили.