Общим у двоюродных братьев Северо и Матиаса было разве что черты лица настоящих патриархов, а также охота к занятиям спортом и литературе. В остальном же и не скажешь, что оба были одной крови: каким дворянином, отважной и добродетельной личностью был первый, в той же степени человека циничного, равнодушного и развратного представлял собой второй, хотя, несмотря на свои столь разные темпераменты, между ними сложились дружеские отношения. Матиас старался обучать Северо фехтованию, кому недоставало необходимых в этом искусстве изящества и скорости, а также пытался заинтересовать того приисками в Сан-Франциско. Однако молодой человек оказался совершенно неспособным разделять развлечения, потому как вечно спал стоя, работал в конторе адвокатов по четырнадцать часов в день, а в оставшееся время постоянно что-то читал либо занимался. Как правило, оба обнажёнными плавали в домашнем бассейне и вызывали друг друга на турниры по борьбе врукопашную. Начинался бой, и двое танцевали вокруг противника, недремлющие и, казалось, в любой момент готовые к прыжку, а под конец начинали взаимные оскорбления, вцепившись друг в друга в подскоке-повороте, задерживаясь в таком положении до тех пор, пока одному, придавливая к полу, не удавалось подчинить другого. Совершенно мокрые от пота, оба ещё долго оставались запыхавшимися и возбуждёнными. Северо, лишь раз толкнув противника, отдалился от него, словно сам бокс оказывался для них невероятным объятием. Спустя некоторое время переходили к разговорам о книгах и обсуждали классиков. Матиас настолько любил поэзию, что стоило им остаться наедине, как сразу начинал читать стихотворения наизусть и бывал до того потрясён их красотой, что слёзы так и текли по его щекам. И в этих случаях Северо не переставало мутить, потому что сильная эмоция двоюродного брата казалась тому откровенным проявлением близости между мужчинами, что в обществе была всё ещё под запретом. Он жил, следя за взглядами и мнениями передовых учёных, а также за исследовательскими путешествиями, которые и обсуждал с Матиасом, тщетно пытаясь всем этим заинтересовать последнего, хотя единственными новостями, способными как-то пошатнуть сам корень безразличия двоюродного брата, оказывались преступления местного характера. В своей жизни Матиас поддерживал ещё одну любопытную связь, большей частью основанную на выпитых литрах виски, с Джекобом Фримонтом, уже постаревшим и нещепетильным журналистом, вечно бывшим на мели, вместе с которым разделял нездоровое очарование различными правонарушениями. Фримонту до сих пор удавалось публиковать в газетах репортажи о полиции, хотя свою репутацию тот определённо потерял много лет назад, ещё когда придумал наделавшую немало шума историю о Хоакине Мурьета, некоем предполагаемом мексиканском бандите времён золотой лихорадки. Статьи молодого человека создали мифического персонажа, прославившего ненависть белых к испаноязычным. Чтобы как-то успокоить разбушевавшийся народ, власти предложили заплатить вознаграждение некоему капитану Гарри Лову, тем самым побудив того начать преследовать Мурьета. После трёхмесячного прочёсывания Калифорнии в поисках бандита капитан предпочёл оптимально подходящее к данной ситуации решение. Так, он убил семерых мексиканцев в некой засаде и возвратился обратно, привезя с собой голову и руку. Никто не мог опознать останки, но уже сам геройский поступок Лова вполне успокоил белых. Похоронные трофеи, демонстрируя людям, всё ещё выставляли в музее, хотя уже была одобрена информация, согласно которой Хоакин Мурьета был, в общем-то, чудовищным созданием прессы и творением Джекоба Фримонта в частности. Этот и другие эпизоды, которыми опутывало реальное положение вещей склонное к различного рода вымыслам перо журналиста, в относительно выгодном свете подарили человеку славу обманщика и, соответственно, перед ним закрылось большинство дверей заведений. Благодаря своей странной связи с Фримонтом, репортёром в области преступлений, Матиасу удалось увидеть убитых жертв до того, как их потревожили и предоставили к последующему вскрытию в морге, зрелищу в крайней степени противному, равно, впрочем, как и взволновавшему его чувствительную натуру. От всех этих приключений особого мира организованной преступности молодой человек вышел, сильно опьянённый увиденным ужасом. И направился прямиком в турецкую баню, где провёл немало времени, источая приставший к собственной коже запах смерти, после чего заперся в своей холостяцкой комнате, взявшись за изображение на холсте бедственных эпизодов безмерно страдающих от нанесённых ножевых ранений людей.