— Детка, где ты там? Я что, не вовремя? — раздался вкрадчивый баритон, так хорошо звучавший с телеэкрана.
— Привет, — беспечно отозвалась Вера. Пусть не бухтит, что она уехала зря, сделала очередную глупость в духе своего непредсказуемого характера. Ему-то глупости вовсе не свойственны. Они вместе уже три года, и Вера ни разу не заметила проявлений легкомыслия или стихийности своего аккуратного до педантизма бойфренда Феликса, тележурналиста. Лежит сейчас в широченной кровати из мореного дуба. На коврике аккуратно стоят тапки, на тумбочке — бокал минералки без газа, пшикалка для укрепления десен и упаковка «Фестала». И все в этой огромной квартире, отделанной по стандарту высшей категории — аккуратно и правильно. Только в одной сфере он допускал стихийность, азарт, даже вопиющую неряшливость — в любимой работе. Можно было не сомневаться, что на одеяле, коврике и тумбочке валяются кипы листов, газет, распечаток. И даже сейчас наверняка Бобров говорил в трубку, просматривая какой-нибудь текст.
— «Привет», и все? Не слишком пылко звучит после недельной разлуки. Чем ты там занята, Верунчик, что это у тебя хрустит?
— Кости. Я сижу в позе лотоса. А что у тебя шуршит? Изучаешь компроматы?
— Как всегда, иначе не уснуть. Без тебя, без компроматов… Ты ужинаешь?
— Смотрю в окно и думаю. Думаю, как расписать стены. Свечки каштанов и горлицы. Непременно должны быть горлицы. Послушай, что они твердят! — Она высунула телефон в окно, давая собеседнику возможность насладиться воркованием птиц. — Крупные такие, важные голуби и все время что-то просят. Заметил по интонации? Что они бубнят?
— Сразу же понятно: «Читайте прессу! Читайте прессу!..» Я угадал? Разумеется — мимо. Ты же обязательно придумаешь нечто свое. А сейчас вот попаду в точку: ты грызешь чипсы с сыром! Что означает очередной приступ лирической меланхолии, а в результате — гастрита. Слушай, бросай все и возвращайся в Москву. Не слишком, по-моему, удачна твоя идея с заработком в Европе.
— Ты же знаешь, я освободила квартиру брату. С сентября придется снимать что-нибудь скромное. А это уже — жуткие бабки. И вообще, надо ведь на что-то жить.
— Живи на мои. Я же много раз предлагал. Переселяйся хоть завтра, жилплощадь холостяка Боброва допускает даже некоторую автономию. Спальня общая, но зато у каждого свой кабинет!
— Мне нужна мастерская — с красками, досками, холстами и… заказами.
— Плюнь на заказы. Имеешь право немного расслабиться. В конце концов, я выбью тебе мастерскую. А пока испытаем себя в совместном быту. Может, мне наконец удастся раскрыть во всей полноте блестящие качества своей одаренной натуры? Я умею быть вежливым, аккуратным и даже способен обеспечить женщину.
— Обеспечить или обесчестить?
— Разрезвилась! Дегустируешь бельгийское пиво? Может, мне все же приехать?
— Ты не сможешь. Скандальный журналист Бобров нарасхват.
— Кстати, во вторник запустили мой фильм «В тени рубиновых звезд».
— Чудесно. Прости, я зевнула. Очередное расследование отчаянного журналиста?
— Ты нарочно зевнула. Причем совершенно неестественно. А я так одинок без тебя, детка…
— Ты никогда не бываешь один даже в постели. Тебе никогда не бывает скучно. И одолевают тебя не лирические мечты, а сюжеты новых разоблачений. Коррупция, бесконечные разборки с ГБ, тайная жизнь политиков.
— Фу, какой примитивный мужик тебе достался, дорогая.
— Мне достался Брюссель, этот вечер и, кажется, еще нечто совершенно особенное. Знаешь, сегодня мне подарили чужие письма.
— Тебе?! Ты же не станешь читать их! Моя чрезвычайно нравственная девочка совершенно не способна на столь аморальный поступок. Понял!
Слушай, скорее всего документы передали именно для меня!
— Увы, ты здесь ни при чем. Письма о любви, им шестьдесят лет, и уже давным-давно никого на этом свете нет — ни того, кто писал, ни того, кто так и не получил их. Я думаю… А что, если судьба… Да, именно судьба предназначала их мне и так хитро все закрутила… Чтобы… чтобы наконец… Эй, ты где?
— Извини, это я зевнул. Челюсть опять хрустит. Сегодня перенапрягся — кормил у грузинов одного нужного малого. Дивная бастурма. Пожалуй, в самом деле малость перенапрягся.
— Отлично. Глотай двойной «Фестал» и гаси свет. У тебя ж там уже час ночи.
В трубке было слышно, как Феликс проглотил таблетки.
— Выпил… А почему ты не ревнуешь? Вдруг я хитрый обманщик. Принял не «Фестал», а какую-нибудь «Виагру». И вокруг — двое, нет, трое таких кисок… Одна мулаточка… мм…