- Ну, вот и отлично. Приступим-с.
«Как жаль, что я не принял ту демонскую палитру, - думал про себя художник, доставая из сумки кисти, краски и ту самую яблоневую палитру. - Сейчас бы я использовал её по назначению. Нужно вернуться и хорошенько осмотреться в комнате».
- О господи! Как она попала сюда?! - вскрикнул Павел и тем самым озадачил Николая Петровича.
- Что случилось? - поинтересовался полицмейстер, увидев, как резко изменилось лицо художника.
- Ох, прошу простить меня, часть красок намокла у меня в сумке и теперь они никуда не годны. Но, к счастью, у меня есть все, что нужно на сегодняшний день.
Приступая к работе, Павел уже точно решил, что использует демонскую палитру. Он с малейшей точностью вспомнил все, что ему говорил тёмный гость и, воспользовавшись моментом, подошёл к полицмейстеру. Поправляя осанку Николая Петровича, он нашёл на вороте небольшой волосок и аккуратно взял его. Вернувшись к холсту, Павел сразу ощутил приток сил. Его охватило желание как можно быстрее закончить портрет. На удивление самому художнику мазки краски ложились невероятно точно. Работа пошла гораздо быстрее и к концу второго сеанса он с уверенностью мог сказать, что закончил этот непростой портрет. Такого никогда ещё не было с Павлом. До этого он не мог похвастаться мастерством и быстротой кисти. Словно под чьим-то отдалённым руководством, ему удалось сейчас сделать то, на что раньше бы ушло гораздо больше времени. Всё же, чтобы выполнить все демонские указания, он должен был использовать волосок клиента. Павел забрал портрет из дома полицмейстера, аргументировав это тем, что третьего сеанса не потребуется и всю оставшуюся работу он сделает на дому. Николай Петрович согласился, но был весьма расстроен, что ему не дали снова взглянуть на работу.
И вот, находясь уже в мансарде, художник достал из смятой бумажки волосок клиента. Он крутил в руках демонскую палитру и всё никак не могу решиться, использовать эту частичку или нет?! Наконец, вспомнив довольное лицо Николая Петровича и вскрики избитого им дворового человека, Павел принял окончательное решение. Он долго думал, каким образом смешает краски с частичкой клиента, но ответ пришёл сам собой, когда волосок коснулся демонской палитры. Он, будто плавленый воск, подогреваемый снизу, растёкся по поверхности и пропитал древесину. «Поразительно, - воскликнул Павел и приступил к работе». До конца недели художник работал над портретом и нашёл ему приличную раму.
[1] hautecuisine - высокая кухня, приравнивающая кулинарию к искусству,
[2] Парочка - сарафан с кофтой из той же ткани.
II
Минуло чуть меньше пяти лет. На дворе был 1860 год. Известность, слава, достаток пришли к Павлу Сергеевичу, в последнее время ставший весьма модным художником-портретистом. Но никто не знал, каким образом к неизвестному таланту пришла всеобщая слава и почёт. Павел Сергеевич сравнительно недавно покинул губернский город и перебрался в столицу, где приобрёл богатый дом с просторной светлой крышей, что стала его мастерской. Художник покинул губернию именно тогда, когда по странным и зачастую трагическим случайностям начали уходить из жизни его старые клиенты. Первым скоропостижно скончался нам уже хорошо известный полицмейстер. За обедом он подавился косточкой от компота, и никто не смог ему помочь или не хотел.
За Николаем Петровичем скончался судья Астахов, который по слухам был не таким уж честным, каким должен быть человек его положения. Тот был в дружественных отношениях с полицмейстером, от которого и узнал про талантливого портретиста. Смерть судьи была уж совсем нелепой. Когда он проходил мимо строящегося дома, сверху упала массивная деревянная балка. К счастью или нет, но смерть оказалась моментальной.
И так продолжалось весь последний год, пока не подошло время очередного самовлюблённого толстосума. Павел Сергеевич воистину верил, что избавляет общество от паразитов, к которым он приравнивал любого городского чиновника или служащего с подозрительным прошлым, разбогатевшего, как правило, за чужой счёт. Но вскоре в городе не осталось плохих (по мнению художника) людей и Павел Сергеевич решил отправиться в столицу, где этого “добра” было с избытком.
Конечно же, Воронцов писал портреты и достойных людей. Он как творческая личность не мог использовать талант только с одной целью. Однажды к нему пришла дама с хорошенькой дочерью. Юная особа была настолько прелестна, что художник непременно влюбился бы, на что и был расчёт клиентов, прознавших про молодого, богатого и талантливого художника. Но увлёкшись работой, Воронцов вовсе забыл о времени, и так и не услышал нежных вздохов, и не понял откровенных намёков. Передать черты лица, столь очаровательного создания оказалось для него неимоверно сложно, понадобилось гораздо больше сеансов, чем обычно. Расставаться с работой Павел не хотел, но ему пришлось. Он стал переживать и отринул прочую работу на долгое время.