Н. И. Фризенгоф, жена чиновника австрийского посольства в Петербурге барона Густава-Виктора Фогель фон Фризенгофа, русская по происхождению, после продолжительного отсутствия приехала вместе с мужем в Россию в 1839 году. Ее приемные родители, Ксавье де Местр и Софья Ивановна (рожденная Загряжская), по родственным связям сблизили ее с семейством Пушкиных-Гончаровых. Особенно дружны были Наталья Ивановна и Густав Фризенгоф с Александрой Николаевной Гончаровой и Натальей Николаевной Пушкиной. Летом 1841 года «тетушка де Местр», ее приемная дочь с мужем, Наталья Николаевна с детьми и Александра Гончарова жили в доме Пушкиных в Михайловском.
В рисунках Н. И. Фризенгоф чувствуется подчас умение найти самое главное в своей натуре, передать основные черты характера. Некоторые ее наброски граничат со злой карикатурой, некоторые дышат теплотой и любовью; почти все они подписаны инициалами художницы: «N. F.» — и датированы по дням. Портреты Прасковьи Александровны Осиповой и ее дочерей в альбоме Н. Н. Пушкиной отражают характер отношений между двумя семьями в начале 1840-х годов. Младшая дочь П. А. Осиповой от первого брака Евпраксия Николаевна Вревская (рожденная Вульф) 18 июня 1841 года пишет своему брату Алексею Николаевичу Вульфу: «Впрочем, последний раз оне сестре (Анне Николаевне Вульф. — Авт.) сказали, что оне не скучают и пользуются душевным спокойствием. Я их еще не видела и не очень-то жажду этого удовольствия. У них, говорят, воспоминание гораздо холоднее, чем у нас, о незабвенном. Светский шум заглушил, кажется, прошедшее, и они живут настоящим и будущим. Михайловское же им никакого воспоминания не дает и более может рассеить, чем напомнить о нем…»
Отношение Прасковьи Александровны и ее дочерей к Наталье Николаевне беспокоило друзей Пушкина. Александр Иванович Тургенев просил Вяземского послать Осиповой выписки из его письма о смерти Пушкина, в котором Петр Андреевич говорил об истинных причинах гибели Пушкина и защищал Наталью Николаевну от всеобщего осуждения.
Тот же Тургенев писал Вяземскому в мае 1837 года: «Она (Н. Н. Пушкина. — Авт.) собирается к Осиповой и та хочет принять ее, но в ней гнездится враждебное к ней чувство за Пушкина. Не худо ее вразумить прежде, нежели Пушкина приедет к ней…» Возможно, именно это обстоятельство и послужило причиной того, что Наталья Николаевна только в 1841 году в первый раз смогла увидеть могилу своего мужа.
Светские приличия требовали взаимных визитов, а скрытое недоброжелательство с обеих сторон могло проявляться в разных формах, в том числе и в портретных зарисовках.
Несмотря на шаржирование (в большей или меньшей степени), портреты тригорских соседок Пушкина представляют значительную ценность, так как известных изображений П. А. Осиповой и ее старшей дочери Анны Николаевны Вульф не существует вообще, а единственный известный нам портрет Марии Ивановны Осиповой (белый силуэт) подтверждает в значительной степени достоверность ее изображения в альбоме.
Прасковья Александровна Осипова, как известно, была для своего времени достаточно образованной женщиной; она восхищалась поэтическим талантом Пушкина, понимала значение его гения для России, принимала самое горячее участие в его судьбе. В своих письмах поэту она называла его дорогим и горячо любимым Пушкиным, «сыном своего сердца», уверяла его в своей глубокой и искренней преданности. Пушкин, в свою очередь, неизменно отзывался о ней с большим уважением и теплотой. «Прасковью Александровну я люблю душевно, — писал Пушкин из Малинников (тверское имение первого мужа П. А. Осиповой, принадлежавшее ее детям) А. А. Дельвигу в ноябре 1828 года, — жаль, что она хворает и все беспокоится». Ей он посвятил в 1824–1825 годах несколько прекрасных стихотворений: цикл «Подражания Корану», «П. А. Осиповой», «Цветы последние милей…». Известный писатель Иван Леонтьевич Щеглов-Леонтьев, посетивший Тригорское в 1901 году, писал в очерке «О пушкинских уголках и тригорской библиотеке» о коллекции старинных календарей; на некоторых из них знаменательная надпись: «Прасковье Александровне Осиповой от Пушкина».
Двоюродная сестра детей П. А. Осиповой, известная Анна Петровна Керн, в своих воспоминаниях писала о ней: «Она только все читала и читала и училась. Она знала языки: французский порядочно и немецкий хорошо… Она была любящая, поэтическая, любознательная натура…» В своих письмах к П. В. Анненкову в 1859 году А. П. Керн (Маркова-Виноградская) отметила также очень важную сторону отношения своей тетки к Пушкину: «Я на днях видела брата Алексея Вульфа, который сообщил мне странную особенность предсмертного единственного распоряжения своей матери — Прасковьи Александровны Осиповой; она уничтожила всю переписку со своим семейством: после нее не нашли ни одной записочки ни одного из ее мужей, ни одного из детей!.. Нашли только все письма Александра Сергеевича Пушкина». Большая любовь П. А. Осиповой к Пушкину, как к человеку и как к поэту, была известна современникам.
В альбоме два портрета П. А. Осиповой — это рисунки Н. И. Фризенгоф августа 1841 года; портреты почти без элементов карикатурности, — такой, или почти такой, знал Пушкин эту маленькую пылкую, добрую женщину. В связи с портретами Прасковьи Александровны необходимо вспомнить описание ее внешности, данное А. П. Керн для П. В. Анненкова: «Она, кажется, никогда не была хороша, — рост ниже среднего гораздо, впрочем в размерах; стан выточенный, кругленький, очень приятный, лицо продолговатое, довольно умное… нос прекрасной формы, волосы каштановые, мягкие, тонкие, шелковистые; глаза добрые, карие, но не блестящие, рот ее только не нравился никому, он был не очень велик и не неприятен особенно, но нижняя губа так выдавалась, что это ее портило. Я полагаю, что она была бы просто маленькая красавица, если бы не этот рот».
В 1841 году полной, болезненной Прасковье Александровне было уже 60 лет. Н. И. Фризенгоф на своем первом рисунке представила ее сидящей в широком мягком кресле, в чепце, платье с рюшами, с табакеркой в руках. Из-под платья видна голова собачки, лежащей на подставке для ног. Во всем облике владелицы Тригорского чувствуется скованность и напряженность; художница подчеркнула недостатки ее лица и фигуры, заострив внимание на выпяченной нижней губе и преувеличенно округлых линиях тела.
На втором рисунке (в профиль) П. А. Осипова также запечатлена во весь рост; ее облик вполне соответствует описанию, данному Анной Керн. Она зарисована, по всей вероятности, во время визита в Михайловское; сидя на стуле и сжимая в руках зонтик, Прасковья Александровна любезно улыбается, ее чепец и визитное платье вполне соответствуют возрасту. Под портретом ироническая надпись (на французском языке): Тригорское сравнивается с Веной и Ревелем по расположению под 47-м градусом широты.
Портрет Анны Николаевны Вульф, автором которого является также Н. И. Фризенгоф, — злая и жестокая карикатура на девушку, так глубоко и искренне любившую Пушкина. Язвительная подпись под портретом: «Anqe de Triqorsky» (Тригорский ангел) — говорит о насмешливом и недоброжелательном отношении к ней со стороны окружения Натальи Николаевны. О любви Анны Николаевны к Пушкину, об искренности этой любви говорят, например, такие строки из ее письма к нему:
«Вы не заслуживаете любви, мне надо свести с вами много счетов, но горе, которое я испытываю от того, что не увижу вас больше, заставляет меня все забыть…
Никогда в жизни никто не заставит меня испытывать такие волнения и ощущения, какие я чувствовала возле вас…» (Из Петербурга 16 сентября 1826 года).
Поэт, ценя ее дружбу, несколько насмешливо воспринимал ее чувства; в июле 1825 года он писал ей из Михайловского в Ригу:
«Итак, вы уже в Риге? одерживаете ли победы? скоро ли выйдете замуж? застали ли уланов? Сообщите мне обо всем этом подробнейшим образом, так как вы знаете, что, несмотря на мои злые шутки, я близко принимаю к сердцу все, что вас касается. — Я хотел побранить вас, да не хватает духу сделать это на таком почтительном расстоянии. Что же до нравоучений и советов, то вы их получите… Носите короткие платья, потому что у вас хорошенькие ножки, и не взбивайте волосы на височках, хотя бы это и было модно, так как у вас, к несчастью, круглое лицо».