Анна Николаевна была чрезвычайно напугана внезапным отъездом Пушкина в сопровождении фельдъегеря из Михайловского. В письме из Петербурга в Москву 11 сентября 1826 года она писала: «Ах, если бы я могла спасти вас ценою собственной жизни, с какой радостью я бы пожертвовала ею и, вместо всякой награды, я попросила бы у неба лишь возможность увидеть вас на мгновение, прежде чем умереть… я не в силах думать ни о чем, кроме опасности, которой вы подвергаетесь, и пренебрегаю всякими другими соображениями… какое счастье, если все кончится хорошо, в противном случае не знаю, что со мною станется…»
Ровесница Пушкина, Анна Николаевна Вульф в 1841 году была немолодой девушкой, не нашедшей себе места в жизни. «Скучающая, томящаяся, вечно чем-то недовольная, преследуемая всюду скукой бездействия, порывающаяся из Тригорского в Петербург, из Петербурга в Тригорское», Анна Николаевна постоянно жалуется своей сестре, Евпраксии Николаевне Вревской, на что-нибудь: «то на скуку во Пскове, в Тригорском, в Петербурге, то на скупость матери, то на дурную погоду…»
Еще в 1834 году в письме своей дочери из Михайловского Сергей Львович писал: «Аннет целует тебя и очень тебя любит, но она ненавидит Тригорское и это часто делает ее весьма рассеянной. Чтобы ее похитили вооруженной силой… мне думается, она бы не хотела, однако добрая свадьба не была бы для нее лишней».
Описание ее внешности современниками вполне соответствует портрету в альбоме. «Аннет Вульф толста, толста, — пишет О. С. Павлищева мужу в феврале 1836 года, — это какое-то благословенье божье: фигура ее состоит из трех шаровидностей — сначала голова, сливающаяся с шеей, потом идут плечи с грудью, затем зад с животом. Но по-прежнему хохотушка и остроумна и доброе дитя». В 1841 году та же О. С. Павлищева сообщает мужу: «Аннет Вульф толста, как Корсаков[12],— и всегда весела, словно зяблик; вчера мы обедали вместе у моей невестки (Н. Н. Пушкиной. — Авт.), которая хороша, как никогда».
Именно такой, очень полной женщиной, в платье с необъятно широкой юбкой и платком в руке, нарисовала ее Наталья Ивановна 9 августа 1841 года (в тот же день был сделан и портрет П. А. Осиповой, сидящей в кресле). Анна Николаевна сидит на сундуке или широкой скамье и, отвернувшись, смотрит вдаль, ее лицо и шея бесформенны, а фигура напоминает шар.
Портрет Евпраксии Николаевны Вревской, бывшей Зизи Вульф, во многом подобен портрету своей старшей сестры — та же поза, тот же поворот головы, даже такого же фасона платье и такой же длины шарф (рисунок сделан Н. И. Фризенгоф 14 августа). Евпраксии Николаевне всего 31 год; судя по другим портретам, например по портрету работы А. О. Богаева того же времени, она была очень миловидной женщиной, хотя и несколько полной. На рисунке Н. И. Фризенгоф Евпраксия Вревская изображена в виде маленькой, очень толстой женщины с расплывшимися чертами лица, со странной наколкой на голове. Ее фигура и поза смешны, художница вложила ей в руки цветок, на руках нарисовала нелепые браслеты, за вырезом платья — ключ. Этими атрибутами Наталья Ивановна, очевидно, хотела подчеркнуть и высмеять, с одной стороны, сентиментальность и уверенность в своей привлекательности Евпраксии Николаевны, а с другой стороны — ее практичность.
Е. Н. Вревская в это время жила в имении своего мужа Голубове, в 18 верстах от Тригорского. Часто навещая свою мать и сестер, она, безусловно, встречалась летом 1841 года и с обитателями Михайловского.
О сердечной дружбе Пушкина и Е. Н. Вульф-Вревской писалось в специальных работах о Пушкине. Юная Евпраксия вносила много оживления в общество молодых людей, собиравшихся в Тригорском. Как известно, во время ссылки поэта в Михайловское она варила жженку для Пушкина, поэта Н. М. Языкова и своего брата Алексея Вульфа, приезжавшего на летние каникулы из Дерпта. В доме-музее Осиповых-Вульф в Тригорском можно и сейчас увидеть серебряный ковшичек с длинной ручкой, которым Е. Н. Вульф разливала жженку. Александр Сергеевич подарил Евпраксии Вульф экземпляры издания «Евгения Онегина»— главу III, главы IV–V и главы VI–VII; на обложках двух книжек рукою Пушкина было написано: «Евпраксии Николаевне Вульф от Автора», на одной (главы IV–V, изд. 1828 года) — «Евпраксии Николаевне Вульф. А. Пушкин. Твоя от твоих. 22 февраля 1828 г.».
После выхода Е. Н. Вульф замуж за барона Б. А. Вревского Пушкин тепло поздравил ее мать с этим знаменательным событием. «Желаю м-ль Евпраксии всего доступного на земле счастья, которого столь достойно такое благородное и нежное существо», — писал он 29 июня 1831 года из Царского Села.
В 1836 году Пушкин гостил у Е. Н. Вревской в Голубове, помогал ей в заботах по имению. «Поклон Вам… от Евпраксии Николаевны, — писал он оттуда Николаю Михайловичу Языкову, — некогда полувоздушной девы, ныне дебелой жены, в пятый раз уже брюхатой, и у которой я в гостях».
На предполагаемом портрете Марии Ивановны Осиповой, дочери П. А. Осиповой от второго брака (1820–1895), мы видим стройную высокую молодую девушку с характерным профилем, изображенную в движении, почти без всяких элементов карикатурности; чувствуется, что эта добрая, веселая, энергичная девушка была в жизни именно такой, какой Н. И. Фризенгоф изобразила ее на альбомном листе; от всего ее облика веет свое образной прелестью. Пушкин знал Марию Ивановну девочкой-подростком. В письме падчерице Осиповой — Александре Ивановне Беклешевой из Тригорского в Псков (сентябрь 1835 года) он так описывает свою встречу с ней: «Я пишу к Вам, а наискось от меня сидите Вы сами в образе Марии Ивановны. Вы не поверите, как она напоминает прежнее время.
И путешествия в Опочку и прочая…»
В 1841–1842 годах по отношению к Марии Ивановне возникло своеобразное соревнование между отцом и сыном Пушкиными: в нее был влюблен овдовевший Сергей Львович и его сын Лев Сергеевич также питал к ней самые нежные чувства. По наблюдениям О. С. Павлищевой в Петербурге, чувство ее отца к М. И. Осиповой было самым серьезным. Льва Сергеевича Машенька Осипова искренне любила, хотела стать его женой, но свадьба не состоялась по разным причинам. Замуж М. И. Осипова не вышла.
К лучшим портретам из серии зарисовок Н. И. Фризенгоф в альбоме относится портрет Александры Николаевны Гончаровой (11 августа 1841 года). Свояченицы Пушкина, Александра и Екатерина Гончаровы, жили с семьей Пушкина в Петербурге с 1834 года; с этого времени они стали членами семьи поэта, непосредственными участницами трагических событий последнего периода его жизни. После выхода замуж за барона Жоржа Дантеса-Геккерна и отъезда с ним за границу Екатерины Николаевны Александра Николаевна постоянно жила вместе с женой и детьми поэта. Только в 1852 году, выйдя замуж за овдовевшего (после смерти в 1850 году Натальи Ивановны) Густава Фризенгофа, она с мужем уехала в Словакию (Австро-Венгрию), в его имение Бродяны.
На предполагаемом портрете Гончаровой несомненны черты сходства с ее известным акварельным портретом из собрания Всесоюзного музея А. С. Пушкина и ее большим портретом неизвестного художника (масло на холсте) из Бродянского замка[13]. Александра Николаевна чертами лица была очень похожа на свою сестру; это сходство особенно заметно при сравнении портрета Александры Николаевны работы В. Гау этого времени, также находящегося в Бродянах, с известными портретами Н. Н. Пушкиной. На портрете в альбоме Натальи Николаевны А. Н. Гончарова несомненно несколько идеализирована.
Большая симпатия со стороны Н. И. Фризенгоф сказалась на интерпретации образа «Азиньки» Гончаровой. Художница старалась изобразить своего друга как можно привлекательнее. Портрет делался, очевидно, специально, — Александра Николаевна позирует, сидя у стола.