На портрете, гравированном Массолем по рисунку Теофила Бехагеля, немецкий поэт изображен в профиль, в парике с локонами, в рубашке с отложным воротником и жабо (как на медали работы Барра 1819 года), на плечи накинут плащ. Портрет сделан после смерти поэта по прижизненным оригиналам. Внизу надпись рукою П. А. Осиповой: «От А. С. Пушкина, 1833». Он находился затем у внучки П. А. Осиповой — Софьи Борисовны Вревской (дочери Е. Н. Вревской), которая подарила его в 1902 году Б. Л. Модзалевскому. Модзалевский передал портрет в Пушкинский дом. В настоящее время он находится в собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина в Ленинграде.
Литографированные портреты поэтов Е. А. Баратынского, В. А. Жуковского и А. А. Дельвига. Портреты эти висят, как и при жизни Пушкина, в его кабинете.
Евгения Абрамовича Баратынского Пушкин считал «одним из первоклассных наших поэтов». «Он превзойдет и Парни и Батюшкова — если впредь зашагает, как шагал до сих пор», — писал Пушкин Вяземскому из Кишинева в январе 1822 года; в другом письме (А. А. Бестужеву из Одессы в 1824 году): «Баратынский прелесть и чудо». В заметках, напечатанных в альманахе «Северные цветы» на 1828 год, Пушкин отмечал: «Никто более Баратынского не имеет чувства в своих мыслях и вкуса в своих чувствах». В статье, написанной в связи с выходом в свет поэмы Баратынского «Бал» в том же 1828 году (она издавалась вместе с поэмой Пушкина «Граф Нулин» под общим заглавием «Две повести в стихах»), и в заметке о Баратынском 1830 года Пушкин не скупится на самые восторженные описания различных сторон его поэтического таланта: «Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить всякого хотя несколько одаренного вкусом и чувством».
Очевидно, тогда же Баратынский подарил Пушкину свой портрет — литографию работы поручика Александра Францевича Тернберга (на листе монограмма художника «А. Т.»). Портрет был напечатан в 250 экземплярах и теперь встречается довольно редко. Литография Тернберга очень нравилась Баратынскому. На этом портрете 1828 года, висящем сейчас в кабинете Пушкина в красивом старинном паспарту, Евгений Абрамович изображен в светлом сюртуке, белом жилете, в высоких воротничках, на плечах темный плащ со светлой клетчатой подкладкой.
После смерти Пушкина портрет был подарен его сестрой лицейскому товарищу поэта С. Д. Комовскому. В 1917 году муж дочери Комовского, Ольги Сергеевны, — Аркадий Аркадьевич Журавлев — принес портрет Баратынского в дар Пушкинскому дому.
Василий Андреевич Жуковский, искренний друг Пушкина до последней минуты его жизни, был всегда «добрым гением» для великого поэта. 19 сентября 1815 года Жуковский с величайшим волнением писал о юном Пушкине П. А. Вяземскому: «Я сделал еще приятное знакомство! С нашим молодым чудотворцем Пушкиным. Я был у него на минуту в Сарском селе. Милое живое творение!.. Это надежда нашей словесности… Нам всем надобно соединиться, чтобы помочь вырасти этому будущему гиганту, который всех нас перерастет. Ему надобно непременно учиться и учиться не так, как мы учились!.. Он написал ко мне послание, которое отдано мне из рук в руки, — прекрасно! Это лучшее его произведение! Но и во всех других виден талант необыкновенный! Его душе нужна пища! Он теперь бродит около чужих идей и картин! Но когда запасется собственными — увидишь, что из него выйдет!..»
Понимание необыкновенности дара Пушкина, восторг перед ним будут еще не раз звучать в высказываниях Жуковского. «…Ты создан попасть в боги, — писал Жуковский Пушкину в 1824 году, — вперед. Крылья у души есть! вышины она не побоится, там настоящий ее элемент! дай свободу этим крыльям, и небо твое. Вот моя вера, когда подумаю, какое можешь состряпать для себя будущее, то сердце разогреется надеждою за тебя». Свой портрет, литографированный Е. Эстеррейхом в 1820 году, Жуковский подарил Пушкину в день, когда им была закончена поэма «Руслан и Людмила». Внизу под изображением надпись: «Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму «Руслан и Людмила». 1820, марта 26, Великая пятница».
П. В. Анненков, сосредоточивший в своих руках многочисленные документы, относящиеся к Пушкину» довольно точно описывает это событие: «Батюшков проездом в Неаполь… находился в Петербурге и слышал первые песни «Руслана и Людмилы» на вечерах у Жуковского, где они обыкновенно прочитывались. Известно, что после чтения последней из них Жуковский подарил автору свой портрет…» Пушкин с глубокой признательностью относился к одному из своих учителей. Через несколько лет после выхода в свет «Руслана и Людмилы» А. С. Пушкин, отдавая дань лучшим сторонам дарования Жуковского, писал Вяземскому из Михайловского: «Я не следствие, а точно ученик его, и только тем и беру, что не смею сунуться на дорогу его, а бреду проселочной. Никто не имел и не будет иметь слога, равного в могуществе и разнообразии слогу его».
Пушкин очень ценил подарок Жуковского, портрет «побежденного учителя» всюду сопровождал «победителя-ученика». Литератор и историк Погодин в своих «Замечаниях на «Материалы для биографии Пушкина» Анненкова» вспоминал, что этот портрет он видел в 1827 году, во время пребывания Пушкина в Москве, висящим в его комнате «над письменным столом во флигеле, что по переулку дома г-жи Лобковой на Собачьей площадке… [21]». После смерти Пушкина портрет молодого Жуковского с дарственной надписью в рамке с золотым узорным тиснением на подставке находился у П. А. Вяземского и хранился в Остафьеве. Из Остафьева он вместе с другими вещами был передан в Библиотеку имени В. И. Ленина, а затем, в 1938 году, в Музей А. С. Пушкина.
Антона Дельвига Пушкин очень любил, его хладнокровие и рассудительность нравились пылкому поэту. Друг поэта с лицейских лет, Дельвиг — «парнасский брат» Пушкина — оставался им до конца жизни. «Никто на свете не был мне ближе Дельвига», — писал Пушкин Плетневу, узнав о смерти друга. «Гостеприимный, великодушный, деликатный, изысканный, он умел осчастливить всех его окружающих. Хотя Дельвиг не был гениальным поэтом, но название поэтического существа вполне может соответствовать ему, как благороднейшему из людей», — вспоминала о Дельвиге Анна Петровна Керн. В своих письмах, особенно к брату Льву, Пушкин постоянно упоминал о Дельвиге. О поэтическом таланте Антона Антоновича Пушкин был высокого мнения. «Ты все тот же — талант прекрасный и ленивый, — писал Пушкин из Кишинева 23 марта 1821 года. — Долго ли тебе шалить, долго ли тебе разменивать свой гений на серебряные четвертаки… Поэзия мрачная, богатырская, сильная, байроническая — твой истинный удел…»
Портрет Дельвига из кабинета Пушкина, подаренный его сестрою С. Д. Комовскому и переданный в 1917 году в Пушкинский дом А. А. Журавлевым, — литография, подобная приложенной к альманаху «Царское Село» на 1830 год. Литография была сделана по рисунку выпускника второго курса Царскосельского лицея Валериана Платоновича Лангера. Лангер — приятель Дельвига, один из первых русских литографов. О портрете Дельвиг писал одному из издателей альманаха — Егору Федоровичу Розену, драматургу и поэту, автору либретто оперы Глинки «Иван Сусанин»: «Лангер рожу рисует мою и, кажется, трафит». Весь альманах посвящен Дельвигу.
В альманахе было помещено четверостишие Пушкина, имеющее подзаголовок: «При посылке бронзового Сфинкса». Сфинксом Пушкин назвал свой подарок Дельвигу неточно. В древнем Египте сфинкс — существо с телом льва и головой человека. Согласно мифу, сфинкс опустошал страну; он задавал прохожим неразрешимые загадки и пожирал их. Только фиванскому царю Эдипу удалось отгадать загадки сфинкса и сбросить его со скалы.