Пальцы сжали его руку ещё сильнее и дёрнули на себя. На секунду потеряв равновесие, Джим оказался прижат спиной к тому месту, где раньше стоял Арсень, а сам виновник произошедшего сейчас стоял близко-близко к нему. Так близко, что можно было разглядеть своё отражение в его полуприкрытых глазах.
Джим вырвал руку из всё ещё крепкого захвата.
– Слушай, это уже…
Его верхнюю губу огладила подушечка пальца. Потом нижнюю.
Джим одеревенел. Происходящее никак не могло быть взаправду, потому что Арсень не… он же встречался с Кэт, та сама рассказывала, на вечеринке они были вместе…
– Арсень, слушай, – речь стала торопливой и сбивчивой, руки сами собой упёрлись в грудь напротив, – я не… то есть ты понимаешь, я не против такого, но…
Палец, скользящий по губам до этого, прижался где-то в самом уголке губ. Как бы соглашаясь сам с собой, Арсень кивнул и резко прижался к ещё пытающимся разговаривать губам Джима.
Файрвуд слышал его дыхание – шумное, сбитое, как у пытающегося обнять его полчаса назад брата, чувствовал отчётливый запах спирта и дуновение воздуха на своей щеке.
Как же давно у него никого не было. Год? Два? Вечность, чёрт возьми.
По обе стороны его головы упёрлись в дверь ладони.
Глаза сами собой закрылись.
Губы, целующие его, двигались резко и требовательно, прихватывали, прикусывали, иногда Джим чувствовал язык, оставляющий на губах – и дальше – мокрые дорожки. Арсень навалился на него всем телом, буквально вжимая в шершавую поверхность двери, и, стоило слегка приоткрыть рот, как в него скользнул горячий и влажный язык.
я не...
Уже не осознавая, что сам целует не менее жадно, не менее грубо и требовательно, Джим провёл ладонями по его горячей груди, собирая в складки ткань рубашки. Арсень, не отрываясь от поцелуя, перехватил одну из его рук и прижал её к своему паху.
Док едва не застонал от ощущения горячего и пульсирующего бугорка в своей ладони. Его вторая рука медленными рывками поползла вниз, к краю проклятой, отделяющей его от горячей кожи ткани.
Горячий…
Сознание отключалось с потрясающей готовностью, алкогольный шум в голове усилился…
Заполнил собой всё окружающее…
Тихо рыкнув в губы, Арсень прикусил нижнюю. Отпустил. Снова впился, больно, почти голодно.
Кожа… Горячая чуть влажная кожа под ладонью… Джим собирал её в складки, мял пальцами, водил по ней подушечками, вминая их в мягкую поверхность…
Бугорок требовательно толкнулся глубже в его ладонь.
О боже…
Джим, оторвавшись от губ Арсеня, откинул голову назад и шумно втянул в себя воздух – между ними воздуха как будто бы не было – но ладонь, легшая на затылок, резко вернула его в прежнее положение.
Рука Джима сжала возбужденно пульсирующую плоть в пальцах, вторая, под рубашкой, поползла вниз, к первой.
Нитка!
Под его пальцами проскользнуло что-то чужеродное. Чтобы удостовериться, док вернулся к ней и огладил ещё раз.
В его губы требовательно зарычали – от промелькнувшего осознания он остановился, и Арсеню это явно не понравилось.
Нитка!
Шов!
Ведро ледяной воды не подействовало бы более отрезвляюще.
Да – это нитка, это шов, наложенный им самим на рану, и это – Арсень.
Джим отчаянно упёрся ладонями в грудь подпольщика.
На него вскинулись внимательные серые… удивительно трезвые глаза.
Джим покачал головой.
Взгляд глаз стал прищурено-вопросительным.
– Иди… – протолкать слова сквозь охрипшее горло было непросто, – иди… спать.
Отстранив Арсеня от себя, Джим кое-как протиснулся мимо него в узком лестничном пространстве.
Арсень до кровати дойдёт. Он обещал.
А вот у Джима маршрут изменился – теперь ему просто необходимо в ванную.
В голове всё ещё шумело.
Разворачиваться не очень-то хотелось, не падать-то получалось с трудом. Упёршись ладонью туда, где ещё несколько секунд назад был док, Арсений кивнул сам себе.
– Не хош-щет, знчит не надо, – сообщил двери на русском. – Свобода… эта… выбора. Ох ты ж… Мне в… туда… пусти, а?
Дверь молчала. Пускать тоже не хотела. Пришлось чуть качнуться назад и потянуть ручку. Первый шаг едва не стал завершающим. Под ноги метнулось что-то чёрное, пушистое, попыталось потереться ушастой головой.
Дышать было тяжело, воздуха не хватало, ещё и шатало вдобавок. Но идти было надо.
– Ну уйди ж… – попытался наступить носком кроссовки на пятку второй, чтоб стянуть, чуть не упал. Кроссовка поддалась со второго раза. Одна. На вторую пришлось забить. – Ты… ёбаный… ой, бля… чего… кто тут разбросал… ничё, дойдём…
Арсений всё-таки добрался до кровати и рухнул в груду разрытого постельного белья. Было жарко. Недовольно мыча, попытался стянуть с себя рубашку, но привставать было уже совсем невмоготу. Попытка расстегнуть джинсы тоже провалилась, пальцы просто не справились с верхней заклёпкой.
– А ну и…
Рядом что-то громоподобно заурчало, в лицо сунулась волосатая морда Кота. Арсений сгрёб его, придавив к себе.
– И ни-и буду спать один. Вот… сёдня ж этот… как его…
Сон перебодал благородную попытку пояснить Коту, за что именно он оказался прижат и уткнут мордой в складку одеяла.
Кот, впрочем, отнёсся к этому стоически: повозился, пытаясь выбраться, но быстро затих, даже начал мурлыкать.
Вскоре и мурлыканье медленно сошло на нет… смолкло.
В особняке воцарилась глубокая сонная тишина.
====== 4 октября ======
Засыпал Джим с трудом. Несмотря на то, что он достаточно долго стоял под холодным душем, несмотря на то, что сбрасывал напряжение вручную. Подействовало, конечно, в постель он ложился посвежевшим и уже далеко не таким возбуждённым, как после своего бегства. Но стоило ему согреться, как в голову полезли мысли. Образы и ощущения, всё, что он успел отогнать от себя за недолгое время душа.
Не так уж часто судьба баловала его настолько близкими контактами.
Губы Арсеня…
Руки Арсеня…
Горячее и душное пространство между их телами…
Это мучило его, не давая заснуть, и из сна Джим вынырнул с уверенностью, что и там видел что-то подобное.
Зато наутро, несмотря на то, что голова болела от лёгкого похмелья, у него получилось здраво поразмыслить над произошедшим. Он откинулся на подушках, прижимая ко лбу слегка смоченную тряпицу, и устремил взгляд в потолок.
Пространство комнаты медленно становилось из чёрного серым – он всегда, если выпивал, вставал очень рано, от жажды. Оно и к лучшему – в такое время к нему точно не нагрянут с визитами жаждущие его внимания и квалифицированной врачебной помощи, все потенциальные больные спокойно спят.
Что это было?
Док очень старательно морщил лоб, но это мало помогало ситуации.
Почему он поцеловал меня? Почему он поцеловал, почему я не оттолкнул?
Я… был ошарашен. Я не ожидал такого, но потом-то…
Сел. Сплёл пальцы замком.
Я… мне понравилось – признание далось непросто, но любой врач быстро отучается врать самому себе. – Мне понравилось, и я даже…
Последующие мысли пришлось проговаривать предельно чётко – сознание тридцатилетнего мужчины вовсю сопротивлялось признанию следующего факта.
Я – хотел бы – продолжения
От мысли о возможном продолжении стало жарко, воображение захлестнуло вариациями на тему «а если». После нескольких секунд борьбы Джим вылил себе на голову заботливо припасенный стакан воды на случай, если ещё захочется пить.
Полегчало.
Я хотел бы. – Джим кивнул сам себе, – и это было бы, – снова кивок. Арсень определённо был настроен решительно, – но так нельзя.
И опять кивок. Факты – вещь упрямая, так поступать действительно было нельзя. Ни он, ни Арсень не порадовались бы наутро.
– Поэтому сейчас я привожу себя в порядок, выкидываю из головы всякую чушь, – говорить с самим собой всегда нужно очень и очень убедительно, – и иду вниз, потому что часов в девять проснутся жертвы двенадцати винных градусов, и им нужно будет оказывать скорую противопохмельную помощь. Так? – Возражений не последовало. – Так. Пошёл.