— Хотите марихуаны? — спросила меня молоденькая художница. — Я знаю, вы из Москвы. Для меня, — заявила она, — Татлин — бог. И Лисицкий тоже. А кого вы любите больше?
— Она больше любит Ватто, — сказала Дори, подошедшая под руку с Матти. Пришла меня с ним познакомить.
— Я лублу Чеков, — сказал он, улыбаясь.
Я увидела Дори года через три. Янкерса уже не стало. Матти демобилизовался из израильской армии, женился на Дори и поселился у нее. Дори хотела, чтобы он стал писателем и написал роман, и каждое утро, съев банку сардин и выпив кофе, он начинал страдать за старым письменным столом. Писал что-то на иврите, Дори не могла прочитать, что и как он пишет. «Может, это просто письма Хане, его бывшей жене, которая теперь была замужем за его вдовым другом», — думала я. Тем не менее с Дори он был хорош, гуманен и добр, любил русскую литературу, и кроме того, был высокого роста. «Невысокие мужчины для меня не существуют», — как-то сказала мне Дори.
Они с Матти много путешествовали за рубежом. Она с лекциями или с курированием больших выставок. Он сопровождал ее; чем мог помогал. Романа он не написал, но через несколько лет прислал мне в подарок написанную по-английски брошюру о Джакометти и Беккете. Имя стояло его, но я подозреваю, что написала большей частью Дори.
Умер Матти внезапно, от разрыва сердца. Вместе с ним умерла часть ее.
— Мне не важно, когда я умру, моя жизнь закончилась с его уходом, — сказала она недавно в нашем телефонном разговоре.
Сейчас Дори далеко за восемьдесят. Она продолжает преподавать, что-то пишет. У ее старшей дочери уже взрослый сын, которого она родила от повара ресторана, где работала официанткой. Сын этот уже дважды был в тюрьме. Младшая дочка Дори — нервнобольная.
КОМПАНЬОНКА УЛАНОВОЙ ТАТЬЯНА АГАФОНОВА
У Тани было три фамилии: Борисова — по отцу, который умер до ее рождения; Миловидова — по отчиму, известному московскому адвокату по уголовным делам, и Агафонова — по мужу-архитектору.
Брак был очень коротким, Агафонов был на редкость глуп и неинтересен, но его фамилия стала ее профессиональным журналистским именем.
Мы познакомились, когда еще шла война. Москва вечерами была в полном затемнении, хотя бомбежки бывали редко. Я вернулась после двух лет эвакуации к своему отчиму, который из Москвы не уезжал.
Таня и ее родственники тоже оставались в Москве. Мне было тогда двенадцать лет. Таня была на пару лет старше. Мы учились в параллельных классах, но познакомились, когда она около школы одним ударом свалила «хулигана», который дернул меня за косы. Потом мы всегда ходили домой вместе.
Занятия заканчивались в семь вечера, когда темнело или было совсем темно. Но с Таней не могло быть страшно. Она была, как из истории для подростков, «сильной и смелой». Высокая, стройная, мускулистая, светлые волосы и голубые глаза. Но привлекательной она не была. Мешали зубы, которые кривовато теснились из-за нескольких лишних. Желание скрыть это искажало ее мимику и заслоняло улыбку.
Хорош был голос, его тембр. Она красиво читала стихи, и от нее всегда пахло дорогими духами ее мамы. Таня сразу же рассказала мне о Виталике Каменеве:
— Он мой любовник.
В том поколении, в России, это прозвучало ошеломляюще. Их отношения начались рано. Виталик и его известная мама, актриса Галина Кравченко, часто приходили к Миловидовым. Они играли в покер. А Виталика Галина укладывала спать в Таниной комнате — там было тепло.
Очень рано секс стал центром всех Таниных мыслей и переживаний, вытеснив интерес к музыке, искусству, книгам. Она мало читала. Ее необразованность и отсутствие любопытства, тогда и в дальнейшем, вызывали удивление.
Уроков она обычно не делала, я помогала ей, как могла, и с сочинениями, и с задачами по геометрии. Она была среди самых плохих учеников, но всегда находилось что-то, что это сглаживало: Таня выиграла первое место по конькам; Таня победила чемпионку другой школы; Таня протащила на руках соученицу, которая, катаясь на лыжах, сломала ногу...
В последнем классе появилась тема: она только и говорила, что хочет стать актрисой и выступать на сцене Московского художественного театра. Мы уговорили мою маму, которая хорошо знала одного из руководителей театра, попросить его помощи. Он велел Тане сразу же выбрать, с чем она хочет выступить на приемных экзаменах в театральную школу, и взять классы по декламации и движению.
У Тани началась новая жизнь. Ей наняли учителей, и для экзамена она выбрала крыловскую басню «Ворона и Лисица» и пушкинский «Памятник». Декламировала она неплохо. Ее родители мало интересовались тем, что происходит, но все расходы без упреков оплачивали.