Выбрать главу

Занятия продолжались несколько месяцев, потом Вася заболел, его положили в больницу нервных заболеваний, и на этом все прекратилось.

Потом как-то я видела его мельком. Он сильно изменился, постарел, но благородство его осанки сохранилось. Он сказал мне, что серьезно думает о монастыре. Но он просто уехал из России – то, о чем всю жизнь мечтал.

ЖУРНАЛИСТ ЮРИЙ ЗЕРЧАНИНОВ

Юра Зерчанинов происходил из хорошей семьи. Предок его был декабристом, а дядя написал знаменитый учебник русского языка, по которому учились все советские дети.

Юра как-то рассказал, что когда ему было шесть лет, они с мамой поехали навестить папу, авиаконструктора, который “работал” в Сибири. Тот встретил их в телеге, запряженной лошадьми, на козлах которой рядом с ним сидел охранник с винтовкой.

Вернувшись домой в Москву, Юра не переставал хвалиться, какой у него важный папа, которого охраняют. Только через несколько лет его мама сказала ему, что охранник сопровождал папу-арестанта, который в лагере работал над каким-то военным проектом.

Зерчанинов был великолепным спортивным журналистом. Его знания, культура, образованность были намного шире и разнообразнее, чем у его коллег. Его интересовало все. У него был интерес к неожиданностям и нескончаемое любопытство к загадочности. Он всегда ждал чего-то необычного, жил в вечном возбуждении, быстро ходил и много ел.

Небольшому дарованию, которое в нем явно присутствовало, казалось, было трудно пробиться сквозь его личность.

Он любил приезжать к нам на дачу. Вечером на деревенской печке перед домом жарил зеленые и красные перцы. Делал это прекрасно. Потом долго сидели у самовара, пили чай. Зерчанинов рассказывал невероятные истории из спортивной жизни. Я не думаю, что он сочинял.

Как-то в Москве он прибежал к нам очень возбужденный с несколькими листками в руках: "Слушайте, я хочу вам что то прочитать". И он начал читать:

Муза, муза моя, о лукавая Талия!

Всякий вечер, услышав твой крик,

При свечах в Пале-Рояле я…

Надеваю Сганареля парик…

Поклонившись по чину пониже, —

Надо! Платит партер тридцать су! —

Я, о сир, для забавы Парижа

Околесину часто несу…

Юра перевел дыхание:

Вы несете для нас королевское бремя.

Я, комедиант, ничтожная роль.

Но я славен уж тем, что играл в твое время,

Людовик!.. Великий!..

Французский!!! Король!!!

Юра почти прокричал. "Это Булгаков", – сказал он. В глазах его стояли слезы. Я до этого слышала имя Булгакова, но никогда его не читала.

Булгакова было запрещено печатать. До сих пор я бесконечно благодарна Юре, что он “открыл” мне Булгакова.

Когда Юру взяли на постоянную работу в журнал “Юность”, он сильно изменился. В “Юности” тогда печатались успешные молодые советские прозаики и поэты. Мне казалось, что Юра захотел быть, как они, и его интерес к Аксенову и Вознесенскому начал вытеснять его восхищение Булгаковым.

Постепенно из нашего друга он стал приятелем, а потом – просто знакомым. А когда мы уезжали из России, то с ним даже не попрощались.

Через 30 с лишним лет, когда я в первый раз, по делу, приехала в Москву, Петя Фоменко, который был когда-то нашим общим другом, сказал мне, что Юра несколько месяцев назад скоропостижно умер, но если я хочу, он может познакомить меня с его вдовой, знаменитой комедианткой Кларой Новиковой.

ИСПАНСКИЙ КИНОРЕЖИССЕР КАРЛОС САУРА

Его двухэтажный каменный дом где-то под Мадридом хорошо запомнился своими прекрасными цветами, которые издали казались мавританским узором. Запомнился сад, весь в зелени, винограде и густых тенях.

"Здесь так тихо", – сказала я. "Не всегда", – ответил Саура. Высокий, интеллигентный, в больших очках. Он был сосредоточен на моих вопросах и своих ответах – о его фильмах, о его интересе к искусству, музыке, живописи его брата – известного художника Антонио Сауры.

Потом мы заговорили о фламенко. Я сказала, как меня поражает, что чередование ударов каблука и носка таит в себе загадочность, ни на что не похожую. Во фламенко, и вообще в испанских танцах, есть нечто молитвенное, мистическое: "Мне кажется, что только испанцы не улыбаются, когда танцуют".