– Да... понимаю. О, Господи!
– Ничего, так даже лучше, это заставляет его быть осторожней. На самом деле сегодня он вел себя вполне прилично, пока не начал вас дразнить.
– Я бы на вашем месте выгнала его отсюда.
Макс рассмеялся.
– Поместье давно превратилось в ужасную обузу, несмотря на то, что семейная преданность не дает ему прийти в окончательный упадок. Насколько я знаю Роберта, он с радостью предоставит мне возможность возиться с ним, а сам начнет наезжать в гости. Я бы лучше передал все на попечение государства, чтобы братец, купив билет, приезжал сюда на организованную экскурсию. Он этого вполне заслуживает.
Я покачала головой.
– Какой стыд. Все могло быть совсем иначе, вы могли стать друг другу родными братьями.
– Что? Как Каин и Авель? Нет, спасибо. С меня вполне достаточно и такого родства. Но мне приятно, что вы меня понимаете.
«Слишком хорошо, – подумала я про себя, – слишком».
4
Я не знал, как позвать, чтобы он услышал, как догнать его душу, ускользающую от меня...
На следующее утро я поднялась очень тихо. Было еще рано, и я спустилась в холл, никого не встретив. Я уже собралась выйти из дома, как дверь распахнулась, и передо мной предстал Макс, в старой одежде и с садовыми ножницами в руке.
– Клэр! Я бы разбудил вас, но решил, что вы захотите выспаться. Мы вчера поздно засиделись.
Он говорил, как ни в чем не бывало, и мне после прошедшей ночи с ее внезапными откровениями это показалось странным. С внезапной остротой я поняла, что для Макса все, о чем он говорил, давно стало привычным.
– Я всегда рано просыпаюсь, даже в свободные дни, ничего не поделаешь. Вы хорошо спали?
– Как ни странно – да, хотя я этого и не ожидал. Знаете ведь, как говорится – откровенность лечит душу. Но боюсь, мне еще ох как много раз надо исповедоваться, чтобы снова начать спать младенческим сном. – Он рассмеялся и небрежно обнял меня за плечи. – Вы позавтракали?
– По-королевски. Кажется, больше пока никто не встал.
– Как обычно. Ни Роберт, ни дед не встают рано. А как насчет прогулки?
– А вы ели?
– Давным-давно. Кажется, это звучит весьма благостно. Обычно люди склонны считать добродетелью то, что встают на рассвете.
– Он снова рассмеялся, и на этот раз до того беспечно, что ощущение тяжести, оставшееся после вчерашнего дня, рассеялось окончательно.
Я подхватила его тон.
– Не поддающаяся описанию добродетель. А я на ногах, потому что боюсь упустить хотя бы миг этого дня.
– Тогда пошли. Я отведу вас на берег. Купаться пока еще рано, но мы отлично прогуляемся. Я успел привести в порядок несколько цветочных клумб, так что у меня не будет угрызений совести. – Он бросил ножницы в холле, и мы вышли навстречу солнечному свету.
К океану вела длинная извилистая тропинка. Небольшие кустики вероники виднелись в густой траве, а белоцветник и колокольчики пробивались сквозь каменистую почву. Покрывшаяся белыми цветами морская смолевка росла на скалах вместе с папоротником и еще какими-то похожими на чертополох цветками, которых я не знала. По ярко-голубому небу плыли толстые и пушистые белые облака, которые легкий ветер время от времени разносил по сторонам и снова собирал вместе. Идти было не слишком удобно, и я остановилась, чтобы вытряхнуть из туфли камешек.
– Ой, Макс, глядите. – Я увидела паучка, зацепившегося за тонкую ниточку, поблескивающую жемчужинами росы. Подсвеченная золотыми лучами утреннего солнца паутина обвивала кустик куманики. Паучок, видимо, не испугался нас, когда мы наклонились, любуясь его шедевром, и мирно сидел, дожидаясь мухи, чтобы позавтракать. Я повернула голову и, взглянув на Макса, увидела, что он наблюдает за мной с очень странным выражением лица.
– Любопытные созданья, правда? – сказал он, – бесконечно терпеливые.
– Самое главное для них – ожиданье, – согласилась я, выпрямляясь.
– Именно так. И, видимо, это себя оправдывает. – Он улыбнулся и зашагал вперед своей стремительной и легкой походкой.
Был отлив, и мы пошли вдоль берега по песку, заглядывая в наполненные водой ямы – маленькие мирки, живущие своей жизнью, – в которых находили интересных представителей морских глубин. Невдалеке виднелся лодочный сарай, плотно прилепившийся к скале, от которой тянулся выдававшийся далеко в море пирс, но мы не успели до него дойти, как Макс повернул назад.
– Нам пора назад, иначе начнется переполох.
Мы быстро вернулись домой.
Остаток дня пролетел незаметно. Макс отвел меня в маленькую церковь, и мы побродили вокруг, любуясь восхитительной архитектурой. Я выяснила, что он такой же страстный поклонник старинных церквей, как и я. Но как только я попыталась заглянуть в усыпальницу, где покоились поколения Лейтонов, Макс увел меня. Я с горечью подумала, что там наверное лежат его родители и брат, и не стала упорствовать. Он устроил мне настоящую экскурсию по Холкрофту, показал дядины картины, которые я нашла очень интересными, и рассказал историю поместья и различных его обитателей.
Я помогла ему поработать в саду, с удовольствием подрезала кусты и полола, радуясь тому, что снова касаюсь руками земли, и мы болтали о всякой всячине, ненадолго замолкая, как бывает, когда заняты руки. Роберт вышел к ленчу, но на этот раз, к счастью, вел себя мирно. Я бы, наверное, не вынесла, если бы он снова начал говорить колкости. Когда я выслушала спокойный и беспристрастный рассказ Макса о том, как они росли с Робертом, мне стало легче понять, почему он бывает таким замкнутым. Отношения с Робертом, потеря родителей и брата, неудачная женитьба на Софии – всего этого было более чем достаточно, чтобы у человека появилось желание отгородиться от всего мира.