– Ну что ты, разве я могу затопить цыпленка в вине? – Он говорил беспечно, но мне послышалась в его голосе какая-то странная натянутость. Я не могла понять почему.
Ужин удался, Макс много разговаривал, и, судя по всему, беспокойство его прошло. Мы то и дело смеялись, ели, потом опять смеялись, и меня все время не покидало ощущение, что я еще никогда не была в Грижьере такой счастливой. Макс ни разу не заговорил о своем отъезде, но я знала, что он неизбежен, и только это тревожило меня. Макс настоял на том, чтобы вымыть посуду, а я сварила кофе. Мы взяли его с собой на террасу и сидели, глядя на мерцающие вдали огни Сен-Виктора. Было совсем тихо, и лишь по-прежнему стрекотали кузнечики, иногда ветер, напоминавший шепот, шелестел листвой в верхушках деревьев.
– Вот они, высокие горы, – вдруг сказал из темноты Макс.
– Ты выдумал собственный миф. Гадес, насколько мне известно, никогда не наносил визита Персефоне.
– Не наносил. Но мне кажется, мы оба выдумали собственные мифы. У меня своя теория.
– Правда? Расскажи.
Он помедлил, закурил сигарету и откинулся в кресле:
– Я думаю, все мы носим в себе некий миф, основанный на том, что нам внушили в детстве. Все дело в том, как мы сами воспринимаем себя. И мы крепко держимся за свои мифы, пока что-нибудь не заставляет нас измениться.
– Ты хочешь сказать, что мы сами выбираем себе роли?
– Именно. И я очень хорошо играл свою, пока не встретил тебя, и ты не подсказала мне что-то совсем другое. А я тебе.
– Да... кажется, я начинаю понимать, что ты имеешь в виду. А Гастон считает, что он Маленький принц, спустившийся на землю, и ищет свою звезду.
– Я убежден, что его увлекла эта история, потому что он рассматривает ее как свою собственную, и так будет, пока не явится тот, кто нашепчет ему другую.
– Когда он найдет свою звезду, – сказала я тихо.
– Когда найдет, – согласился Макс.
Я поглядела в темноту на огоньки, зажигающиеся в черном огромном небе, и улыбнулась.
– Интересно, какую из них? – спросила я.
– Это предстоит узнать только ему самому. А меня больше интересует твоя. Ты нашла ее, Клэр?
– Да... да. 3наешь, забавно, но Гастон спросил меня то же самое, как раз накануне твоего приезда. И я поняла тогда, что-то, что делало меня раньше счастливой, стало без тебя пустым, и. еще, что ты был прав, когда говорил, что я боюсь рисковать.
Макс оперся локтями о стол, положив подбородок на руки. Он держал между пальцев горящую сигарету и лениво поглядывал на меня. Я уже знала этот его взгляд и то, что за ним обычно следует что-то важное.
– А теперь? – наконец спросил он.
– Теперь? – Я не могла понять, куда он клонит.
– Да, – он сделал последнюю затяжку и загасил окурок, – ты готова рисковать теперь? – я почувствовала, что он настроен очень серьезно.
Я тщательно выбирала слова, зная, насколько важно то, что я сейчас скажу.
– Макс, ты для меня дороже всего на свете, если тебя это устраивает.
– Меня? – спросил он недоверчиво. Господи, меня устраивает все, что ты можешь мне предложить! Я никогда не думал, что со мной может снова произойти нечто подобное. Я не имею в виду Софию. Ты нужна мне, Клэр. И да поможет нам Бог, если и ты решила, что я тоже тебе нужен. Я знаю, как со мной непросто, но я тебя люблю. И это все, что могу предложить тебе я.
– А больше мне ничего не надо, – ответила я просто.
Больше мы ничего не сказали друг другу.
Позже, много позже я проснулась и поняла, что Макса нет рядом со мной. Я снова легла и стала думать обо всем, что произошло. То, что я чувствовала, пожалуй, невозможно передать словами. Мне казалось, что душа Макса слилась с моей душой. Нас связывало сейчас нечто более важное, чем физическая близость. Макс нуждался в утешении, и именно я могла ему его дать. Я встала и пошла его искать.
Он был на улице, сидел на скамейке, обхватив голову руками. Плечи его вздрагивали, и я испугалась, догадавшись, что он беззвучно плачет.
С минуту я стояла, застыв на месте, боясь потревожить его, вмешавшись в то, что наверняка касалось его одного, и опасаясь задеть его самолюбие. Едва ли мне самой было бы приятно, если бы меня потревожили в такой момент. Но потом мое сердце не выдержало и, отбросив разом все доводы, я подошла и просто обняла его.
Он резко повернулся, я почувствовала, как он напрягся, но лишь крепче прижала его к себе, он вздрогнул, а потом расслабился, ощутив тепло моего тела, и я отпустила его, пока он не выплакался.
– Макс, – я гладила его по голове и целовала мокрое от слез лицо. Он посмотрел на меня, и я увидела в его глазах такое глубокое горе, что не сразу нашла, что сказать. – Я могу тебе помочь?
– Ты уже помогла, Клэр. Поверь. – Он вытер глаза ладонью.
– Что случилось, Макс? Ты можешь поделиться со мной? Может, тебе станет легче. – Мне казалось, что у меня самой разорвется сердце от жалости к нему.
– Прости, Клэр. Это не имеет к тебе никакого отношения. Мне, наверное, лучше побыть одному.
– Не дури, – ответила я спокойно. – Я схожу за коньяком. Что бы там ни было, тебе это поможет.
Он молча кивнул.
Я пошла в кухню, схватила первые попавшиеся стаканы и плеснула в них коньяку. Когда я снова вышла к нему, то увидела, что он успел взять себя в руки. Он сразу осушил стакан, и я налила ему еще.
– Спасибо.
– Похоже, что к утру может пойти дождь, – произнесла я, просто чтобы не молчать.
Макс рассмеялся. Смех его звучал неестественно, но все же я обрадовалась.
– Вполне возможно, – кивнул он. – Клэр, ты ангел, спасибо, что не терзаешь меня расспросами.
– Макс – все твое принадлежит тебе, и я не собираюсь вмешиваться.