– Я вас сейчас убью.
– Разве не вы несколько часов назад клялись, что ваше решение непоколебимо?
– Не существует правил без исключений, – ответила я и обратилась к Гастону, ты знаешь, что Макс проглядывал твою папку?
– Правда, месье?
– Да. Скажи, Гастон, ты намерен продолжать серьезно заниматься? Я понимаю, что рано задавать такой вопрос ребенку твоего возраста, но мне кажется, что у тебя большие возможности.
Гастон опустил голову и посмотрел на свои руки. В нем явно шла сейчас борьба, но я пока не понимала, в чем дело. Потом он взглянул на меня, и я увидела на его лице почти что мольбу.
– Что такое, малыш? – спросила я ласково. – Не волнуйся. Ты можешь сказать Максу все.
Он с минуту посидел, закусив губу, потом тяжело вздохнул. Когда он заговорил, голос у него немного дрожал.
– Я ужасно хочу стать хорошим художником, понимаете. Но это не имеет значения. И мне совсем не хочется вас огорчать, мадемуазель. Но понимаете, человек должен знать, откуда он происходит. Я всего-навсего деревенский мальчик, и мне не стоит метить особенно высоко. Так мне сказала вчера моя мама. – Он снова опустил глаза.
Я беспомощно смотрела на Макса и увидела, что он, нахмурившись, обдумывает то, что услышал. Потом он протянул руку и дотронулся до плеча Гастона.
– Гастон, – Макс обратился к нему спокойно, но твердо, и мальчик поднял на него полные слез глаза. – Гастон, послушай меня. В жизни можно делать все что угодно, кроме одного – нельзя себя предавать. Ты понимаешь, о чем я? Ты не имеешь права, поддавшись обстоятельствам или воле других людей, делать не то, что сам хочешь. Это равносильно медленной смерти. Иметь талант – означает использовать его с пользой, то есть искать дорогу, которая приведет тебя к цели. Никто, совсем никто не имеет права в это вмешиваться.
Я, задержав дыханье, следила за тем, как Гастон слушает Макса и обдумывает каждое его слово. И вдруг он улыбнулся и вытер глаза.
– Да, месье. Я и сам говорил себе это много-много раз. Я хочу стать художником. Но у меня ничего не получится, если мне нечем будет работать и некому будет меня учить. Сейчас у меня есть мадемуазель. Но рано или поздно я останусь один. А мне надо думать о будущем, так мне сказали родители.
– Гастон, вот что мы с Клэр можем тебе пообещать: у тебя всегда будут друзья, на чью помощь ты можешь рассчитывать. Ты станешь таким художником, каким захочешь. Не сомневайся в нас и, главное, не сомневайся в себе.
– Хорошо месье, – кивнул Гастон. Спасибо вам. И я очень рад, что вы приехали к мадемуазель. Она снова счастлива. Вы на ней женитесь?
– Да, – подтвердил Макс, даже не улыбнувшись, – а ты будешь на нашей свадьбе, идет?
– Я хочу быть тем, который держит кольцо, – заявил Гастон, – ведь если бы не я, вы бы не встретились с мадемуазель, правда?
– Вот именно, – подтвердил Макс, и у меня появилось ощущение, что я, независимая женщина, которая никогда не нуждалась в мужчинах, нахожусь у них обоих в плену.
8
Надо было судить не по словам, а по делам.
Утром мы отправились на луг, где Макс и Гастон закончили подготовку самолета к первому испытанию. Это было большое событие, и я решила, что надо отпраздновать его, устроив пикник в тени на берегу реки. Они еще немного повозились на пригорке и наконец позвали меня. Узкий, изящный самолет взмыл над землей и, послушный Гастону, парил в небесах, а я следила за ним, затаив дыханье, радуясь их общему успеху. Гастон визжал от восторга, а Макс улыбался во весь рот. Он задрал голову и, прикрыв глаза ладонью, чтоб защититься от слепящего солнца, крикнул:
– Сажай его, Гастон, мы посмотрим, может, нам удастся заставить его сделать вираж.
Они посадили самолет на землю, потом снова запустили и еще почти час совершенно счастливые играли в чудо-игрушку. Потом, проголодавшись, оба спустились к реке, чтобы подкрепиться. Я взяла с собой ветчину, паштет, сыр нескольких сортов, сладкий перец, два хрустящих baguette и несколько гроздей великолепного черного винограда на сладкое. Мы с Максом пили белое вино, охлажденное в речной воде, а Гастон наслаждался шипучим лимонадом. Потом он снова принялся возиться со своим самолетом, но уже без Макса, а я в полном удовлетворении улеглась на одеяло.
– А что, правда, восхитительная штука, – раздался надо мной голос Макса.
– Потрясающая, – пробормотала я, не открывая глаз, – может, и тебе подарить такой на день рожденья?
– Ты знаешь, я бы не возражал.
Он закурил и прислонился спиной к дереву.
– Макс? – немного помолчав, решилась я задать вопрос, который не давал мне покоя.
– Да?
– Когда тебе надо уезжать? – я лежала к нему спиной и была рада, что он не видит моего лица.
– Думаю, я могу побыть здесь еще неделю. – Я стала привыкать, что ты рядом. Мне будет одиноко, когда ты уедешь. – Голос мой дрогнул.
Он придвинулся ко мне, обнял и прижал к себе. Я чувствовала, как бьется под рубашкой его сердце.
– Клэр, мне не хочется, чтобы ты грустила. Все будет хорошо, и ты не должна чувствовать себя несчастной. Понимаешь?
– Но я все равно буду по тебе скучать. – Я тоже, но я постараюсь устроить так, чтобы приехать снова в начале следующего месяца.
– Правда? – обрадовалась я. – А мне это даже в голову не приходило! Тогда совсем другое дело. А я думала, мы не увидимся до ноября.
– Когда я просил тебя выйти за меня замуж, я вовсе не имел в виду длительной дружбы, дорогая. А поскольку у тебя нет телефона, то остается только непосредственное общение. – Он улыбнулся и поцеловал меня. – Может быть, я подарю тебе аппарат в качестве свадебного подарка.