– Я хотела как лучше, Макс, – не поднимая глаз произнесла София. Она выглядела сейчас перепуганной, и, вероятно, у нее были на то основания.
– Лучше для кого, София? Для тебя? Или, может быть, для Дэниела? Да, вероятно, для него. Ты решила, что он будет куда счастливее у совершенно чужих людей в крошечной французской деревеньке, оторванный от родных и одинокий. Думаю, когда меня выпустили из тюрьмы, ты поняла, что я снова захочу забрать ребенка, и решила, что лучше уж подстроить его неожиданную смерть, чем отдать мне. Какой великолепный способ причинить мне боль, и до чего это на тебя похоже, София!
– Нет! Макс, все было не так!
– В таком случае, может, ты мне объяснишь, как именно?
– Роберт испугался. Он был уверен, что тебя обвинят. А Дэниел... Я опасалась, что он станет преследовать Дэниела.
– Преследовать Дэниела? – удивленно переспросил Макс, подойдя к ней. – Но почему, почему, София? Зачем ему было преследовать ребенка, которому едва исполнилось три года?
– Дэниел все видел, неужели непонятно? – Видел... видел, как Роберт убил Бэнкрофта? – лицо Макса исказилось от ужаса.
– Да, произошла чудовищная ошибка. Мальчик встал с кровати и пошел вниз, но мы этого не заметили, и он все видел. Мы не знали, что он тихо стоял и смотрел. Я была уверена, что Жози не проболтается, потому что она сама была замешана, но Дэниел совсем другое дело. Он мог сказать что-то тебе, а ты бы заподозрил неладное. Я отослала Дэниела и Жози в Холкрофт. Твой дед был тогда в больнице, они жили одни, и я думала, если в Холкрофте никого не будет, то Дэниел забудет... Но, когда тебя освободили, и я узнала о намерениях Роберта...
– Значит, – Макс стал бледнее смерти, значит, он решил покончить со свидетелями?
– Да, он всегда не любил Дэниела, и я знала об этом, как знала и то, что Жози можно подкупить. Я, может быть, и была плохой матерью, но я не могла допустить, чтобы он причинил зло ребенку, поверь мне. И вот, когда вынесли приговор, я... позвонила Жози. Роберту вполне могло прийти в голову, что я догадываюсь о его намерениях. Ему ничего не стоило устроить несчастный случай, так что мне надо было его опередить. Жози была напугана, и не осмелилась бы меня ослушаться.
– И что же ты ей приказала?
София не смотрела на него.
– Я велела ей взять моторку и, погрузив на нее весельную лодку, отплыть подальше от берега, а потом прыгнуть в воду, как будто Дэниел упал, а она кинулась за ним. Я подумала, что те, кто будут их искать, решат, что тела отнесло течением. Потом она должна была вернуться на веслах к берегу и увезти Дэниела из Холкрофта в старом «Лэндровере», который обычно стоял в дальнем гараже. Никто бы не заметил, что машины нет на месте. Жози должна была доехать до Лондона и пересесть на Дуврский поезд. Я сказала ей, где оставить машину, и потом забрала ее. Жози согласилась забрать Дэниела, сделав вид, будто он ее ребенок, взамен на безопасность и большую сумму денег.
– Понимаю, – произнес наконец Макс. – Ты подарила нашего сына Жози, дала ей денег в придачу и умыла руки.
София взглянула на него с мольбой.
– Макс, это единственное, что я могла придумать. Я боялась иметь дело с Робертом – это было слишком опасно! Я знала, что Жози будет хорошо смотреть за ребенком. И ведь он все эти годы жил нормально и был в безопасности!
– Ни то, ни другое, София. В безопасности – возможно, но только не нормально. Нет.
– Я понимаю, что это ужасно. Но я сделала это ради него.
– Ради Дэниела? Да, разумеется. А мы все тебе поверили, – Роберт, я, наш дед. Я не стану упрекать тебя, но неужели ты думала, что ребенок обо всем просто забудет, приспособится, и в его душе не останется раны? Ты должна увидеть Гастона – твоего сына, София. Ты знаешь, он очень талантливый художник, но всю свою сознательную жизнь он чувствует себя изгоем. О, да, дети быстро приспосабливаются, тут ты оказалась права. Запрятать ребенка в таком возрасте далеко в деревню, где говорят на другом языке – отличная идея, но только не уверяй меня, что все прошло для него бесследно.
– Будь ты проклят, Макс Лейтон! Я живу с тех пор, не забывая об этом ни на минуту думаешь, только ты знаешь, что значит страдать? Меня не покидало чувство вины и страх быть разоблаченной. Ты считал, что твоего сына больше нет! Для тебя все было кончено. Что ты знаешь о муках, которые испытала я, беспокоясь о Дэниеле, – не зная, здоров он или болен, и понимая, что больше никогда не смогу обнять его!
– Господи Иисусе! Да в своем ли ты уме? Ты что, решила меня разжалобить? Да ты ни разу не обняла Дэниела, когда он был с тобой рядом. Ты что, всерьез сравниваешь свои переживания с тем, что чувствовал я, зная, что он утонул – утонул, понимаешь? Думаешь, я не представлял себе, как все это было? А каково было приехать в Холкрофт и, не найдя их, до темноты ждать и беспокоиться, а потом узнать, что лодка исчезла и найти ее в океане с двумя спасательными жилетами на борту? Подумай, София. Что значит жить, зная, что он умер, и потом выяснить... неважно. Это бесполезно. Человек, столь эгоистичный, как ты, не способен видеть ничего, кроме того, что ему хочется.
София взглянула ему в лицо. Она дрожала с головы до ног.
– Я ненавижу тебя! – крикнула она, – я возненавидела тебя почти в тот самый день, когда мы поженились. Ты первый отвернулся от меня, и потом я возненавидела Дэниела, из-за которого ты отдалился от меня еще больше. Что знаешь ты о боли, об отчаянье, которое охватывает, когда чувствуешь себя недостойной человека, которому ты безраздельно предана, и сознаешь, что этого нельзя изменить? Боже, все эти ночи, когда ты закрывался от меня в другой комнате или уходил с друзьями, принадлежавшими к миру искусства, и не возвращался до утра. Что тебе известно об одиночестве? Почему ты удивляешься, что я искала общества других мужчин и остановилась наконец на Роберте? Тебе объяснить, почему я пробыла с ним так долго? Он был самым близким к тебе человеком, из всех, кого я знала. Возможно, плохой копией, но это было лучше, чем ничего. И он хотя бы делил со мной постель!