А в будущем попытки открыть еще семь новых будут обречены на провал.
Третья проблема приходской жизни — это танцы: арсский пастырь говорит, что "дьявол окружает танцы, как садовая ограда", а люди, туда входящие, "оставляют своего Ангела-хранителя у дверей, тогда как его место заступает бес, так что в определенный момент в зале оказывается столько же бесов, сколько и танцующих".
В те времена крестьянские балы и странствования танцоров из одного села в другое были почти единственным средством распространения сомнительных нравов, которому не могла противостоять семья. И как бы ни изменился мир, нечистота молодежи, супружеская неверность и вожделение, разжигаемое некоторыми танцами, никогда не были христианскими добродетелями и не являются таковыми и сегодня.
Но и эти социальные пороки мало-помалу почти полностью исчезают, ибо народ любит и уважает святого человека — Жана-Мари Вианнея, который молится за него и за него налагает на себя покаяние.
Но главное дело святого пастыря — это его деятельность как исповедника. Около 1827 года начинает распространяться слух о его святости. Сначала к нему приходит от пятнадцати до двадцати паломников ежедневно. В 1834 году их уже тридцать тысяч в год, а в последние годы его жизни их будет от восьмидесяти до ста тысяч.
Пришлось установить регулярное транспортное сообщение между Лионом и Арсом. Более того, пришлось открыть на лионском вокзале специальное окошко, где продавались билеты в Аре и обратно сроком действия в восемь дней (в те времена такого рода билетов не существовало), потому что для того, чтобы попасть на исповедь, нужно было ждать в среднем неделю.
Так началась настоящая миссия арсского пастыря — "мученика исповедальни". В последние двадцать лет своей жизни он проводил в исповедальне в среднем 17 часов в день, начиная исповедовать летом с часа или двух часов ночи, а зимой — с четырех утра и до позднего вечера.
Он прерывал исповедь только для служения Литургии, чтения бревиария, катехизиса и на несколько минут для еды.
Летом в церкви было так душно, что паломникам приходилось по очереди выходить на улицу, чтобы не упасть в обморок, а зимой в церкви была лютая стужа. Один из очевидцев рассказывает: "Я спросил его, как он может столько часов оставаться на таком морозе, никак не укутав ноги от холода. "Друг мой, — ответил он мне, — дело в том, что со дня Всех Святых и до Пасхи я ног вообще не чувствую"".
Но оставаться в церкви, как бы прикованным толпой к исповедальне в любую погоду и в любое время было еще не самой большой жертвой и страданием. Страданием была та волна грехов и зла, которая захлестывала его, как лавина грязи.
"Все, что я знаю о грехе, — говорил он, — я узнал от них".
Он слушал кающихся, читал в их сердцах, как в открытой книге, но главное — их обращал.
Часто он успевал сказать кающимся только несколько слов, а в последние годы жизни у него был такой слабый голос, что он был едва слышен. Однако кающиеся отходили от исповедальни потрясенными.
"Если бы Господь не был столь благ! — говорил он. — Но Его благость так велика! Какое зло сделал вам Господь, что вы так с Ним обращаетесь!" или же: "Почему ты так жестоко оскорблял Меня? — скажет тебе однажды Господь наш. И тебе будет нечего ответить".
Очень часто, особенно тогда, когда грешники слабо осознавали свой грех и, следовательно, недостаточно раскаивались, святой пастырь сам начинал плакать.
И это было необычайно: видеть воочию как бы воплощение истинной скорби, подлинного страдания, настоящих Страстей: кающийся как бы на миг мог увидеть скорбь Бога о его грехе, скорбь, воплотившуюся в облике исповедующего его священника.
Произнося перед священниками во время духовных упражнений проповедь на арсской площади, Иоанн Павел II говорил им о необходимости вернуть верным радость прощения.
Он сказал: "Я знаю, что вы сталкиваетесь со многими трудностями: с нехваткой священников и прежде всего с равнодушием верных к Таинству Прощения. Вы скажете: "Они уже давно не ходят на исповедь!". Именно в этом проблема. Разве за пренебрежением этим таинством не скрывается маловерие, отсутствие ощущения греха, представления о посредничестве между Христом и Церковью, отношение к таинству как к выродившемуся ритуалу, обратившемуся в простую привычку?
Вспомним, что генеральный викарий арсского пастыря сказал ему: "В этом приходе нет большой любви к Богу, но она зародится благодаря вам". И святой пастырь тоже не нашел в своих прихожанах большого рвения. В чем был секрет его притягательности для верующих и неверующих, для святых и грешников? В действительности арсский пастырь, грозно обрушиваясь на грех в своих проповедях, подобно Иисусу, был очень милосерден, встречаясь с каждым конкретным грешником. Аббат Монэн говорил о нем: "Это очаг любви и милосердия". Он пламенел любовью Христовой".