Этому идеалу посвятил и принес в жертву свою жизнь этот миссионер с пером в руке, как он себя любил называть". Таков был человек, на которого обрушил свою ярость фашизм. Он знал, что его ждет. У него было много друзей, которые обо всем его предупреждали. Гестапо даже сообщило ему, что его просьба о предоставлении ему германского гражданства была бы принята благосклонно, если бы он записался в список лиц немецкого происхождения, поскольку у него была немецкая фамилия и по происхождению он был немец (хотя фамилия его матери была явно польской).
Впервые он был арестован вместе с несколькими из своих братьев. Он ободрял их словами: "Смелее, мы отправляемся с миссией". В первое время в Непокаланове размещался госпиталь Красного Креста. Мало-помалу туда начали стекаться беженцы. Там находилось 2000 человек, выдворенных из Познани, и несколько сотен евреев. Немцы стали считать Непокаланов центром, где собирались беженцы.
О. Кольбе, в первый раз отпущенный на свободу, реорганизовал город, чтобы приспособить его к потребностям всех беженцев, и устроил там лечебницу, аптеку, госпиталь, кухни, булочные, огород и все необходимое. 1 февраля 1941 года он был арестован вторично. Он говорит: "Я иду послужить Непорочной туда, где сейчас нужна моя работа". Его работа была нужна в Освенциме. На этого человека с подорванным здоровьем (он страдал туберкулезом, и у него было только одно легкое) обрушились жестокие страдания. Страдания, которым он подвергался постоянно, наравне с другими и больше других, потому что был священником, а священники были для фашистов столь же ненавистны, как евреи. Он стал номером 16670. Сначала он подвозил телеги с гравием и камнями для строительства стены крематория. Телеги он должен был подвозить бегом. На расстоянии десяти метров друг от друга стояли стражники с дубинками, следившие, чтобы ритм работы не замедлялся. Потом он должен был распиливать и перетаскивать стволы деревьев. Поскольку он был священником, ему приходилось таскать тяжести в два или три раза тяжелее, чем носили другие заключенные. Его товарищи по несчастью видели, как он обливается кровью и шатается. Он не хотел, чтобы кто-нибудь подставлял себя под удары вместо него. "Не делайте этого. Непорочная поможет мне, я справлюсь сам".
Когда его хотели положить в полевой госпиталь, если он перенесет перевозку, он все время указывал на кого-нибудь другого, кто, по его мнению, нуждался в этом больше, чем он: "Я могу подождать. Вот ему это нужнее…".
Когда его заставили переносить трупы, часто страшно изувеченные, и укладывать их штабелями для кремации, его товарищи слышали, как он шептал: "Святая Мария, молись за нас", а потом: "Et Verbum caro factum est" (И Слово стало плотью).
В бараках кто-то, охваченный ужасом, ночью подбирается к нему и слышит его слова, произносимые медленно, спокойно, льющиеся на душу, как бальзам: "Ненависть не созидает — созидает только любовь".
Или же он говорит о Непорочной: "Она — подлинное Утешение скорбящих. Она слышит всех, всех!". Больные зовут его "наш дорогой отец". Потом настал день, когда одному из заключенных четырнадцатого блока удалось бежать. Отец Кольбе был переведен в этот блок лишь несколько дней назад. Три часа заключенные всех блоков стояли по стойке "смирно". В девять часов был сделан перерыв на скудный ужин. Четырнадцатый блок должен был стоять неподвижно, смотря, как его ужин выливают в канаву.
В течение всего следующего дня блок оставался на площади, стоя неподвижно в строю, у всех на виду, под ударами стражников, под июльским солнцем, страдая от голода, жары, неподвижности, гнетущего ожидания. Если кто-нибудь падал, его бросали в кучу на краю поля. Когда с работы вернулись все остальные блоки, начался отбор десяти человек, которые должны были умереть голодной смертью в бункере вместо одного убежавшего.
Один из обреченных закричал от отчаяния, вспомнив о жене и детях. И вдруг совершилось чудо. О. Максимилиан вышел из рядов и предложил себя вместо этого человека, которого он даже не знал. Замена была принята. По заступничеству о. Кольбе в тот миг Бог совершил чудо.
Мы должны восстановить происшедшее. Не многие слышали его слова. Но все отмечают о дну деталь. О. Кольбе вышел из рядов и прямо, "уверенным шагом" направился к лагерфюреру Фрицшу, изумленному смелостью узника. Для лагерфюрера Фрицша узники были всего лишь номерами. О. Кольбе заставил его вспомнить, что они были людьми, личностями. "Что нужно этому грязному поляку?". "Я — католический священник. Я пожилой человек (ему было 47 лет). Я хочу заменить его, потому что у него жена и дети".