Самое невероятное — первое чудо Кольбе, чудо, совершенное благодаря Кольбе, — это то, что его жертва была принята. Эта жертва — его свободный выбор, проникнутый состраданием, была как раз проявлением того, для борьбы с чем был построен концлагерь. Концлагерь должен был доказать, что этические представления о братстве людей — вздор. Что есть только одно этическое понятие — "раса", и что низшие расы "неполноценны".
Человечность, согласно нацистской идеологии, — это иудейско-христианская выдумка. Концлагерь был подтверждением тому, что человечность есть для человека нечто внешнее, что ее можно сорвать, как маску, по собственному произволу.
"Концлагеря были полем решающего философского спора" (Щепанский). То, что Фрицш принял жертву Кольбе и прежде всего то, что он принял замену (он должен был по крайней мере послать на смерть обоих), и, следовательно, дал возможность дару обрести свою ценность и принести плоды, было невероятно. Ведь поступок Кольбе придавал смерти человеческий смысл, делал ее не уступкой силе, но добровольным жертвоприношением. Для Фрицша это было либо проблеском чего-то нового и неизвестного, либо выражением его полной слепоты — слепоты человека, не верившего уже, что существование этих людей имеет какое бы то ни было значение для истории. И действительно, не было никакой человеческой надежды на то, что известие об этом поступке выйдет за границы концлагеря.
О. Кольбе тоже по-человечески не мог надеяться, что его поступок найдет какой-нибудь отклик в истории. Но ему удалось неопровержимо доказать, что лагерь — это Голгофа. И это не просто символический образ. Доказательство тому — Литургия. С того дня, с дня, когда жертва была принята, в лагере была церковь.
Осужденные были брошены в темные подземелья блока нагими, в ожидании голодной смерти. С тех пор им не давали ничего, даже капли воды. Во время их долгой агонии о. Кольбе громко читал молитвы и псалмы. И из соседних камер ему отвечали другие осужденные. "Эхо этих молитв проникало сквозь стены, слабея с каждым днем, превращаясь в шепот, угасая вместе с человеческим дыханием. Весь лагерь вслушивался в эти молитвы. Каждый день весть о том, что в тринадцатом блоке по-прежнему молятся, облетала все бараки. В омертвевшей ткани человеческой солидарности вновь начинала пульсировать жизнь. Медленная смерть в подземельях тринадцатого блока не была смертью червей, раздавленных в грязи. Она была драмой и ритуалом. Она была очистительным жертвоприношением" (Щепанский).
Слух о происходящем разнесся и по другим концлагерям. Каждое утро в бункер для смертников фашисты приходили с проверкой. Когда они открывали двери камер, несчастные узники плакали и просили хлеба. Тех, кто приближался к стражникам, жестоко избивали и бросали на цементный пол.
О. Кольбе ничего не просил, не жаловался, он сидел в глубине камеры, прислонившись к стене. Сами стражники смотрели на него с уважением. Потом осужденные начали умирать через две недели вместе с о. Кольбе в живых оставалось только четыре человека. Чтобы умертвить их, 14 августа им была сделана в левую руку инъекция феноловой кислоты. Был канун любимого о. Кольбе праздника Девы Марии — Успения. Он любил петь народный гимн, посвященный этому празднику, в котором были слова: "Настанет день, когда я увижу ее!".
Его тюремщик рассказывает: "Когда я открыл железную дверь, он уже умер, но мне казалось, что он жив. Он по-прежнему сидел, прислонившись к стене. Его лицо светилось необычайным светом. Глаза были широко открыты и устремлены в одну точку. Весь он был как бы охвачен экстазом. Я никогда его не забуду". Во время своей проповеди в Освенциме Иоанн Павел II сказал: "В этом лагере, который был построен для опровержения веры — веры в Бога и веры в человека — и для того, чтобы в корне истребить не только любовь, но все проявления человеческого достоинства и человечности, этот человек (о. Кольбе) одержал победу благодаря любви и вере".
Благодаря своей вере о. Кольбе доказал, что человек может создать настоящий ад, но не может помешать тому, чтобы в нем присутствовал Распятый и тайна Его любви, исполненной страдания, любви, которая независимо от внешних обстоятельств по воле Бога присутствует и актуализируется. Именно поэтому по воле Христовой Фрицш, против своего собственного желания, вынужден был согласиться на замену.
Созерцая облик о. Кольбе, мы оцениваем его мученическую смерть на фоне его жизни, а его жизнь — на фоне его мученической смерти. Смерть о. Кольбе говорит нам, что принести в жертву свою жизнь в ответ на бесчеловечность не значит быть не в состоянии сделать ничего другого, не значит покориться и уступить угнетателю, ожидать награды в загробной жизни и поэтому претерпевать мучения.