- Senhorita, deixe-me ... - начал, было, он, но Марджи уловила в его речи родной американский акцент жителя Среднеатлантического района и обрадовалась соотечественнику. И еще, поняла, кого ей напоминает рыжий мужчина. "Чарльз Стрикленд из "Луна и грош"! Ну точь-в-точь! Вот только я ему не Бланш Стрев... Меня он не задурит!"
- Слушаю вас? - обернулась она.
- Вы американка? - спросил мужчина.
- Хм... да, была раньше.
- Я хотел попросить ваше фото. Буду рисовать портрет, - сказал американец. - Можно вас сфотографировать?
Марджи чуть не рассмеялась: как он уверен в том, что она не откажет!
- А вы художник? - спросила она.
- Да.
- Вы американец?
- Да. Из Олбани. А вы?
- Из Хитерфилда, - Марджи посмотрела на часы. Еще два часа... А Ми-Ми, похоже, как всегда опоздает. Значит, можно пообщаться со случайно встреченным земляком, вольным художником.
- А что за картины вы пишете? - спросила она.
- Портреты за 15 минут, для заработка. И настоящие картины.
- Можете показать хоть одну?
- Нет. Я их оставляю там, откуда ухожу. Не таскать же холсты за собой. Могу показать альбом.
Они укрылись от ветра в небольшом кафе с видом на реку. Предположив, что проголодавшийся художник вряд ли прельстится микстом из морепродуктов или салатом из осьминога и бокалом портвейна, Марджи заказала две порции картофеля-фри с бифштексами и пирог с мясом, и впридачу - бутылку "Джонни Уолкера".
- Правильный выбор, - кивнул художник. - Что может быть лучше нормальной пищи. Этими выкрутасами, - он презрительно покосился в ту сторону, где на набережной находился супермодный национальный ресторан, - наесться голодному человеку невозможно.
Он расположился за столом, достал из сумки массивный альбом в потертой, но еще очень крепкой кожаной обложке, и протянул его через стол. Пока они ждали заказ, Марджи листала страницы, задерживаясь на каждом рисунке. Слишком много резких и острых углов. Слишком темные и мрачные краски. Слишком рельефные черты лица на портретах. Но чувствовалось, что это не претензии на оригинальничанье, а виденье мира художника; его восприятие... И от них невозможно было отвести взгляд
Внезапно Марджи ощутила на себе его заинтересованный взгляд. Подняла голову. И они встретились глазами.
- Сеньорита, а вы счастливы? - спросил он.
- Что? - изумленно подняла брови Марджи.
Они сидели на террасе, где разрешалось курить. Ожидая заказа, Марджи и художник закурили.
- Вы говорите, что "были американкой". Значит, почему-то бросили все, что было в прежней жизни и начали новую с нуля, на новом месте. Что вас к этому побудило? Проблемы с законом? Или мужчина?
- Ничего себе допрос, - изумленно покачала головой Марджи. Художник поднес зажигалку к ее сигарете:
- Вы ведь без труда читаете меню? Ну вот так же я читаю на вашем лице. Я вас изучаю потому, что это для портрета на набережной достаточно лишь воспроизвести внешний вид. А я задумал настоящую картину и хочу нарисовать не копию фотографии, а именно вас. Понимаете?
- Понимаю. И для этого лезете мне в душу.
- Возможно.
- А вы сами? Вы ведь не всегда ходили с мольбертом по набережным?
- Не всегда.
- Вы тоже бросили прежнюю жизнь и ушли в никуда?
- Да.
- Работу, семью?..
- Да, место директора ВИП-зала в банке. Дом и все имущество остались у жены. Дети уже выросли, у них своя жизнь, и мой уход не причинил им ущерба.
- И почему же вы ушли? - заинтересовалась Марджи. - Просто я знаю одну юную особу, которая непременно задалась бы вопросом: как можно оставить налаженную жизнь, прибыльную работу, дом ради того, чтобы странствовать по свету и рисовать портреты ожиревших туристов для подработки? И сочла бы вас "ку-ку"...
- Я понял, что занимаю не свое место, а работа в банке мешает моему призванию. Я художник, а не счетовод. А материальный комфорт меня меньше всего интересует. На все необходимое мне хватает. И я свободно могу заниматься тем, к чему у меня есть призвание. А это дорогого стоит. Ведь золотая клетка - все равно клетка. Только не всем это удается понять. Для этого надо использовать свою голову по назначению и иметь в ней мозги чуть побольше куриных...
Им принесли обед и бутылку "Уокера". Художник сноровисто откупорил бутылку и наполнил стаканы.
- Вы мне не ответили ни на один вопрос, - сказал он, ощупывая Марджи взглядом. - Почему вы бросили все, что было вам дорого? И счастливы ли в новой жизни?
- А если вы так лихо читаете по лицам, может, прочитаете ответы на свои вопросы? - усмехнулась Марджи, коснувшись своим стаканом стакана визави.
- Что за игру вы затеяли, сеньорита? - улыбка художника затерялась в его рыжей бороде. - Вы заметьте, что я не оставил без ответа ни одного вашего вопроса. В отличие от вас...
- А сами-то вы счастливы? - "в лоб" спросила Марджи.
Художник залпом осушил стакан:
- Да. Я занят своим делом и постоянно изучаю мир. Я был во многих странах и изучал их не по туристическим маршрутам, в дурацкой панаме и со штативом для селфи, а видел их подлинное лицо, без маски. Я ни к чему не привязан, ни от чего не зависим, никому не обязан, и полностью свободен. А разве это не счастье?
Он вопросительно посмотрел прямо в глаза Марджи:
- Разве вы сами не считаете, что свобода - это наивысшее счастье для человека с крыльями? Я вижу ваши глаза, и у вас взгляд человека, живущего навязанной жизнью и вынужденного подчиняться изобилию чертовски нелепых ограничений, но превратно истолкованное чувство долга мешает вам послать их к чертовой матери и снова быть собой, а не той, которую из вас пытаются вылепить. У вас взгляд несчастной женщины.
Марджи чуть не поперхнулась виски и привстала, чтобы возмущенно возразить, но художник подвинул к ней ее тарелку:
- Вижу, что задел вас за больное место? Значит, я угадал? И ради чего вы терпите бредовые рамки? Или ради кого?
- А вот это уже не надо, - Марджи взялась за вилку. - Давайте оставим в покое моего мужа. Он очень помог мне, спасал мою подругу и ее сестренку, когда они попали в скверную историю... Он рисковал жизнью, - запальчиво заключила девушка. - Я сама при этом присутствовала.
- Так. И вы в благодарность за его героизм...
- Я его люблю. А вы заходите уже слишком далеко... И к чему вы ведете этот разговор? Предлагаете и мне тоже закинуть на плечо мольберт и уйти куда глаза глядят?
- Не скрою, мне хотелось бы продолжить наше знакомство. Но я чувствую, что сейчас вы уйдете, и вряд ли мы еще встретимся. Я пойду дальше, а вы вернетесь в свою новую жизнь, которая полна острых углов и неудобных рамок, но вы стараетесь их не замечать потому, что благодарны своему мужу за помощь... И пытаетесь убедить то ли меня, то ли себя, что счастливы.
Марджи промолчала. Что-то мешало ей решительно возразить художнику потому, что ее слова вряд ли будут полностью искренними. Она действительно задумалась: "А счастлива ли я? В конце концов, все заварилось по глупости Кристель, которая приняла за мужчину своей жизни обычного бандюгу-"двойника" и не хотела ничего слушать, а в итоге ее пришлось вытаскивать из тюрьмы и скрываться на Меридиане... Я любила свою работу, самолет, полеты... Но все это осталось в прошлом потому, что как прежде быть уже не могло. И Седрик... Я помню, чем мы ему обязаны. Но я помню и то, как он пошел на поводу у капризной девчонки, которая даже не сожалеет о том, каких дров наломала. И снова я дала Седрику меня уговорить. Он умеет быть таким убедительным и обаять кого угодно. Он дал слово впредь не повторять ничего подобного и держит его. У нас счастливый брак... Счастливый ли? А разве редко мы ругаемся до того, что кажется, вот-вот раздеремся? В прошлый раз из-за того, на чем лучше ехать экспедиторам - верхом или в крытом экипаже - сцепились не на шутку. У него свое видение мира, у меня - свое. И может конфликты прекратились бы, если бы я научилась "искусству дипломатии", как говорит Мира, то есть во всем соглашалась бы с мужем. Но тогда получается, что прав этот художник, и я веду навязанный образ жизни, а из меня пытаются вылепить другого человека против моей воли? И Мира... Я пытаюсь наладить с ней отношения, а она даже не скрывает неприязнь, хотя я ее ничем не обидела. А ради чего, собственно, я тогда пытаюсь быть перед ней хорошей, если она все равно считает иначе? Почему я делаю вид, что не замечаю ее выпадов в мою сторону? Почему даже не дам понять, что меня это задевает? Щажу чувства ребенка с тяжелой судьбой? Но Ми-Ми уже давно не ребенок, и ее стресс из-за беспутной матери давно позади; почему же я и дальше безропотно разрешаю ей срывать на мне свои плохие настроения и даже не дам понять, что меня это обижает? Вот и получается, что я действительно стараюсь быть такой, чтобы всем нравиться, и забываю о себе? Я бросила свое призвание из-за того, что Кристель наделала глупостей, и Кристель по-прежнему моя подруга. И зачастую вместо благодарности за свои жертвы я получаю недовольные взгляды или неприятные разговоры. Тогда стоит ли жертвовать? Черт возьми! И что же мне остается? Забыть об этом разговоре и продолжать жить как прежде, или дождаться, пока Рейн и Вейра отпразднуют совершеннолетие и станут самостоятельными, и тоже взять этюдник или планшетку пилота и уйти, чтобы снова стать собой?"