Прискакавший всадник спрыгнул с коня возле помоста, и князь Семен, прервав свою речь, воскликнул:
— О, здравствуй, дорогой друг, как ты вовремя! Мы тут затеяли, как видишь, небольшое развлечение!
— Ты узнаешь его? — спросил Василий Филиппа.
— Конечно, — шепнул Филипп, — это князь Тимофей Мосальский, которого мы с тобой допрашивали в прошлом году и отпустили. Хороший парень.
— Ну, сейчас и увидим, какой он хороший, — сказал сквозь зубы Медведев.
— Я случайно проезжал неподалеку, — сказал, слегка запыхавшись, Тимофей Мосальский князьям Дмитрию и Семену, — и узнав имена людей, которых вы схватили, тотчас помчался сюда.
— Да-да, — скривился в насмешливой улыбке Дмитрий, — ты, кажется, знаешь, по крайней мере, одного из них. Помнится, ты угодил к ним в плен, и, я слышал, они даже пытали тебя…
— Ты прибыл во время, — подхватил князь Семен. — Через несколько минут они поплатятся за все, в том числе и за тебя.
— Друзья, — немного волнуясь, сказал Тимофей, — мне нужно срочно поговорить с вами. Мы не можем пойти в дом?
— Можем, — широко улыбнулся Семен, — вот сейчас отрубим им головы и пойдем.
— Нет, минутку, — стал нервничать Тимофей, — приостановите это действо, нам необходимо срочно поговорить наедине.
В это время слуга принес третье кресло.
— Зачем наедине? Садись и говори! А ты чего так разволновался?
Дальнейший разговор друзей звучал негромко, и Медведев с Филиппом не слышали, о чем шла речь.
На звоннице церкви ударил колокол.
— Полдень, — сказал Филипп.
— Да, — кивнул Медведев, — наши начали собираться. Я уверен, что к утру они будут, нам надо продержаться…
— Мне кажется, Тимофей хочет нам помочь, — сказал Филипп.
Филипп был прав. Князь Тимофей Мосальский действительно пытался помочь приговоренным.
— Дмитрий, Семен, мы дружим с детства, поймите меня правильно, вы сделаете большую ошибку, если лишите их жизни. Я участвовал в прошлом году в набеге на Бартеневку и говорю вам, эти люди очень опасны: у них много воинственных друзей, неизвестно, сколько людей они могут собрать, и если они начнут мстить вам, тут начнется такая бойня, что трудно себе представить.
— Плевать на московитов, — воскликнул Семен, — ничего они нам не сделают. Мы сами можем собрать недурную армию, — нас вон сколько, посчитай: Белевские, Одоевские, Мезецкие, Любутские! Да если мы объединимся — нам никакая Москва не страшна.
— Но это порубежная война!
— Не мы ее начали, — сказал Дмитрий и указал пальцем на Медведева и Бартенева. — Это они в компании с нашим шурином хотели отнять наши исконные земли! Они не подчинились нашим просьбам о мирном решении и побили наших людей, они заслуживают смерти!
— Однако Дмитрий, Семен, опомнитесь — это же произвол! Вы должны отвезти их в Речицу или Смоленск и сдать королевскому наместнику! Вы не имеете права чинить самовольный суд и расправу!
— А ты что, — может, поедешь и донесешь на нас?
— В прошлом году, когда мы наехали на Бартеневку, вы все отступили, а я попал к ним в плен…
— Да я помню — во всем виноват был вон тот здоровый — Бартенев или как его, — из-за какой-то татарки он сделал калекой хорошего парня, — вставил Семен.
— Послушайте, друзья, — горячо продолжал Тимофей, — я не об этом, правы мы были или нет, но эти люди поступили со мной благородно, они меня отпустили. И не забывайте, что тогда же к ним приезжали наши отцы и старшие братья, в том числе и ваш ныне покойный батюшка! Они просили за меня и обещали, что в дальнейшем между нами будет мир. Зачем вы хотите снова разжечь войну? Нежели вы не понимаете, что либо мы все погибнем в ней, либо, что еще хуже — вынуждены будем стать московскими слугами! Вы этого хотите?
— Мы никогда не станем служить Москве! — надменно сказал Семен.
— Мы подданные Великого Литовского княжества и присягали королю Казимиру, и пусть какие-то там дворянчики с берегов Угры не думают, что могут безнаказанно распоряжаться на наших землях! Они убили пятерых и покалечили два десятка наших людей и уже потому заслуживают смерти! А если вдруг начнется расследование, мы скажем, что они погибли в бою, нападая на нас и все тут! Мои люди это подтвердят — все до единого — я уже говорил с ними об этом! А если ты, предав нашу дружбу с детских лет, посмеешь донести — никто тебе не поверит — но нашим другом тебе больше не быть — это точно!
Тимофей Мосальский начал было снова что-то горячо говорить, но в эту секунду его слова вдруг заглушил грохот мощного взрыва, раздавшегося где-то неподалеку. Вслед за ним подряд грохнули еще три столь же сильных и оглушительных. Казалось, несколько бочек пороха взорвались неподалеку одна за другой.