Прежде чем он дотянулся до ножен, ладонь отпустила лоб и схватила его же нож, вырвала из ножен, и остриё впилось ему под лопатку.
– Поехали!– властно приказал Удача и надавил ножом так, что стрелок выгнулся и тихо взвыл.
– Куда?
– За похитителями девушек!
– Я не знаю... – Он не договорил, поперхнулся от боли, чувствуя, как остриё в ответ на его очевидную ложь прорвало кожу и углубилось в тело. Чертыхнувшись от бессильной злобы, он процедил сквозь зубы: – Ладно. Я покажу.
– Шутить я не намерен,– предупредил Удача, ослабляя упор ножа. – Свою возможность скрыться безнаказанным ты, Незадачливый Стрелок, уже упустил.
Бешеная наглость отпетого разбойника быстро возвращалась к его пленнику.
– Мы ещё посмотрим, – хмуро проворчал он с нескрываемой угрозой.
– Сначала тебе нужно выжить. Потом уже смотреть, – посоветовал Удача. – Так, где же мне встретиться с похитителями девушек?
– Покажу с удовольствием, – огрызнулся разбойник. – Раз тебе не терпится сдохнуть, как та собака девки.
Они верхом долго плутали по лесу, и Удача пресекал каждую попытку обмануть себя болезненным наказанием ножевыми уколами. Наконец они пересекли границу дачного поместья Морозова, о чём справа тропинки предупреждала надпись на прибитой к сосне дощечке. Стрелок постепенно набрал в себя прохладный воздух, но предупредительный выкрик тревоги застрял у него в горле, оборванный ударом в затылок, нанесённым жёстким, как палка, ребром сжимающей рукоять ножа ладони. Он обмяк и свалился бы, не удержи его Удача за шиворот.
Спустив вялое тело на траву, оттащив его подальше от тропинки, он отвёл туда же и лошадь. Затем связал руки и ноги бесчувственного пленника оторванными от его же рубахи рукавами, убедился, что на теле нет клейма опричника и тот просто закоренелый разбойник. Потом вернулся к тропинке. Продвигаясь вдоль неё, как тигр на охоте, вскоре расслышал плеск ведра в озере, невнятные голоса, которые нарушали безмятежную жизнь леса, и свернул, направился прямо к ним. В просветах между деревьями показалась красивая бревенчатая постройка, очевидно предназначенная для ночёвок знатных охотников, и он подкрался к кустарникам, за которыми ему было удобно осмотреть все подступы к ней. Он присел и замер, точно стал частью опушки залысины пригорка, большой и покрытой ровным ковром скошенной травы.
Островерхие двухъярусные хоромы были прочно врыты в землю на верху этого пригорка. Просмоленную крышу обрамляли вершины соснового бора, словно они были первым рядом невидимого лесного войска, которое для охраны важных гостей выстроилось на заднем склоне. Правый, самый пологий уклон шагов через двести от хоромного резного крыльца упирался в кромку зеркальной глади большого озера. Возле берега недавно подновили и расширили две бревенчатые постройки: вытянутую конюшню и поварской домик, напротив которого виднелся колодец с двускатной крышей. Из каменной трубы поварского домика, как будто нехотя покидал его, поднимался серый дымок, там слышались голоса, среди них выделялся голос зрелой женщины, которая распоряжалась стряпнёй.
Хоромы не были похожими на главное строение дачного поместья самого богатого московского боярина, а казались только одним из мест отдыха во время большой охоты. Видно, потому их и использовали похитители. Гнедая лошадь с обитым серебряными украшениями седлом стояла у укреплённого на столбах бруса слева крыльца, её поводья были завязаны на брусе, и Удача предположил, что в хоромах кто-то из заказчиков похищения. Он решил дождаться его выхода, узнать, кто им был, а потом действовать сообразно обстоятельствам. В мыслях он полагал увидеть Плосконоса. Но он ошибался, в охотничьем доме был только посредник.
Барон посмотрел в окно на уклон пригорка и на озеро. Широкое, оно обозревалось, как на ладони. У дальнего берега плавали точки уток, и те утки представлялись единственными свидетелями его появления в этом месте. Он вернулся к удобному резному креслу возле украшенной бело-зелёными изразцами печи, опустился на мягкую шёлковую подушку. Поскучав, вновь погладил обитую серебром шкатулку из красного дерева, затем приоткрыл крышку. Один за другим вынул несколько золотых перстней. Отобрав пять самых крупных, неторопливо надел на пальцы левой руки, сжал пальцы в кулак и повертел им перед карими глазами, в которых в ответ блеску камней засверкали алчные огоньки. В особенности привлекал его внимание перстень с синим, как весеннее небо сапфиром, полученный час назад в оплату за посреднические услуги в похищении девушек. Их прибытия он теперь и дожидался. Он был чужд нетерпению или беспокойству. Похитители знали своё дело, сначала их спрятали в сторожке лесничего, – надо было убедиться, что никто не сел на хвост.