– Наверное, я сейчас совершил ошибку. Большую ошибку. Но обязательства перед женщиной тяжелей испытаний в войне.
Десятника его маловразумительные рассуждения ничуть не тронули, он не скрывал нетерпения и поскакал вперёд, заставив его пришпорить жеребца, погнаться вдогонку. Вскоре растревоженные воспоминания о Дарье, которые когтями скреблись в душе, стали ослабевать. А когда на востоке посерело и за окраинами пригорода стал виден Измайловский монастырь с внушительными очертаниями большого собора, они потускнели от мыслей об опасностях предстоящего долгого путешествия. Здесь Удача должен был расстаться со своим провожатым. Забрав у него обе дорожные сумки, он устроил их на своём седле, после чего стрелецкий десятник без лишних слов развернул лошадь и стегнул её круп. Удача подождал, пока он удалился и исчез за садами, затем тщательно проверил пистолеты. Убедившись, что оба заряжены, вслушался в звуки окрестностей. Ничего подозрительного он не услышал. Сунув пистолеты в чехлы на передней луке, он сдавил ногами бока коня, побуждая его шагом отправиться к Владимирской дороге.
16. Схватка на Владимирской дороге
Сумрак в окружающем смешанном лесу начал рассеиваться. Сквозь прорехи между шапками листвы разнообразных деревьев к наезженной дороге прорывались бледные отсветы зари, невидимой, однако угадываемой далеко впереди, там, куда увлекала большая дорога. Уже вполне осенняя утренняя прохлада студила листья. Но в обшитом кожей шерстяном плаще Удаче было тепло. После бессонной ночи его укачивало, и лесные негромкие звуки не мешали погружаться в дремоту. Со стороны могло показаться, жеребец брёл, как ему больше нравилось, не спеша, а всадник клонился вперёд, к чёрной шелковистой гриве, и голова его свисала к груди вместе с нахлобученной на лоб дорожной шляпой.
Странное потрескивание ствола крупного дерева разом спугнуло напускную расслабленность Удачи, он вскинул голову, пальцами взводя пистолетные курки, глянул на то дерево и сильно пришпорил коня. Жеребец словно ожидал этого: как отпущенная с тетивы стрела, рванулся вперёд, понёсся к надрывному треску падающей сосны, под выстрелы двух пистолетов наездника успел проскочить под ней. Сдавленные вскрики раненных пулями разбойников, которые призраками толкали подрубленный ствол, подстегнули его, и он вихрем промчался ещё и под заваливаемой кем-то липой. Она рухнула позади, шумно ломая ветки, и сразу же придорожный лес там ожил с появлением разбойников, которые высыпали на дорогу из нескольких укрытий.
Кроме основной засады, оказалось, была и другая, впереди, из неё выскочили трое головорезов, ощетинились навстречу длинными пиками. Объехать их было невозможно, прорваться без заряженных пистолетов или дротиков нельзя, и за полсотни шагов до них Удача осадил встревоженного скакуна. Соскользнув по коже седла на землю, он перепрыгнул через придорожный кустарник и, выхватывая саблю из ножен, укрылся за могучей старой липой, живо соображаясь с обстоятельствами, прикидывая, как же выпутаться из сети засад, не потеряв коня. Оттуда, где упало второе дерево, к нему по дороге бежали около десятка вооружённых сообщников по разбою, но верховых конников среди них не было, а преодолеть им предстояло расстояние около трёхсот шагов. За дорогой же напротив никакой опасности он не заметил, и это подтолкнуло к решению: из зарослей неожиданно напасть на тех, кто преградили путь. Однако приступить к выполнению вмиг задуманных действий он не успел. Внезапно сзади послышался шорох, и раздалось грубое предупреждение:
– Стой!! Шевельнёшься. И проткнём, как кабана!
Не зная, сколько было за спиной разбойников и какое у них оружие, Удача замер. Производимый одним мужчиной шорох приблизился, и между лопатками остро ткнул наконечник пики.
– Бросай саблю, сука! – злее и громче приказал тот же сиплый от ненависти голос. И торжествуя, разбойник за спиной выкрикнул троим подельникам на дороге: – Я один его поймал! – Затем опять обратился к Удаче. – Ну же, кому сказал?! Брось саблю, сука! За живого больше заплатят. А то бы уже проткнул.