Удача вынырнул, оглянулся и убедился, что опасность миновала. Рядом вынырнула графиня. Она цепко держалась за корни, с шумными судорожными вдохами быстро успокаивала дыхание. Ей ещё не верилось, что крепость отдалялась и уменьшалась, в ночной мгле размывалась дождевой завесой, превращаясь в нечёткое мрачное возвышение. Их уносило всё дальше от неё, и наконец впереди они увидали облик застывшей посреди реки лодки. Лодочник в ней ссутулился под плащом, казался дремлющей необычно крупной и нахохлившейся птицей. Заметив их, он скорыми движениями рук вытащил из воды просмоленную верёвку с лапой железного якоря, выпростал лопатки вёсел и живо подгрёб к плывущему дереву. Очутившись рядом, оказался казаком и протянул женщине руку, помог забраться на корму, куда уже залезал его товарищ. Громыхание выстрела пушки пронеслось над водой от башни крепости, затем ядро, много не долетев до лодки, тяжело шлёпнуло по поверхности, взметнув россыпи брызг. Брызги зашелестели по воде, как будто зашептали вдогонку беглецам слова неодобрения и неохотного прощания.
11. Решение царя
Как бы ни проявляла себя пригоняемая северными ветрами непогода, а ей не удавалось задержать неукротимого наступления лета. Ночная гроза осталась в последних сутках мая, а первый день июня с утра сушил и выветривал её следы на открытых местах, с меньшим усердием занимался ими в низинах, оврагах, лесных зарослях, и к полудню в основном завершил эту работу. Солнце забралось на самый верх небосвода, оттуда залюбовалось хрустальной прозрачностью воздуха и яркой зеленью, которая коврами и перинами накрыла землю, загляделось на чисто вымытые ливнем шпили Нарвы и башни замка Ивангорода.
Занятые посевами крестьяне на пригородных полях мало обращали внимания на всадника в чёрном плаще и с бардовым шарфом, который гнал южной дорогой выносливого жеребца, скоро удалялся от стен города. Плащ вороньим крылом развевался за его спиной, приоткрывая для редких любопытных пояс с нацепленным оружием, без слов объясняя, что всадник привык защищать и утверждать свои намерения и готов доказать это шпагой, двумя пистолетами, длинным ножом в резной серебряной оправе.
Оставив поля за первыми рядами деревьев смешанного леса, Удача приостановил жеребца у придорожных зарослей. Впереди и сзади дорога оставалась безлюдной. Он скинул плащ с плеч, вместе с шарфом положил на луку седла и вынул из кармана укороченного камзола шерстяную личину. Надев её на голову, поправил прорези у глаз и тонких губ. Затем съехал в овраг, с шорохом потревоженных веток пробрался через заросли к заросшей извилистой тропинке, возле которой спешился и привязал коня к осине. Дальше он последовал один. Тропинка уводила его в лесную чащу и вскоре привела к бурелому.
Только озабоченные любовными перекличками всевозможные птицы тревожили умиротворённую тишину леса. Молодой светловолосый гонец в неприметной одежде местного горожанина сидел на сырой коре поваленной прошлогодней бурей липы, прислушивался к их суматохе, от нечего делать обивал прутиком короткие сафьяновые сапожки. Он посматривал на тропинку и всё же вздрогнул, когда Удача бесшумно возник за его спиной и опустил на плечо обтянутую перчаткой ладонь. Однако голубые глаза гонца, которые глянули через плечо, не выдали ни испуга, ни удивления, словно ничего не произошло с тех пор, как Удача расстался с ним в нескольких часах хорошей скачки от пригорода Риги, как раз перед нападением разбойников на карету польской графини.
– Ты один? – на всякий случай спросил Удача. Получив краткий утвердительный ответ, он не стал говорить о том, что его вопрос не случаен, вызван опасной встречей с Плосконосом и сразу перешёл к делу.
– Патрули везде, – объяснил он своё опоздание, как будто разъезды драгун, рыщущих по окрестным дорогам и поселениям в поисках следов бежавшей графини и её сообщников, никак не связаны с его участием в ночных событиях. И без дополнительных разъяснений передал склонному к молчанию гонцу завёрнутое в кожу письмо. Оно было опечатано его личным перстнем с изображением змеи, гонец удостоверился в этом, спрятал на груди под кафтаном, и они расстались, как и в прошлый раз, не прощаясь. Удача проводил гонца взглядом, потом только кошачьей поступью нырнул в просвет между зарослями.
Гонец приостановился, обернулся, увидал, что его знакомый исчез в зарослях, прислушался. Потом сошёл с тропинки и спокойно направился через лес, передвигаясь быстро и уверенно. Сверяясь с положением солнца и не сбиваясь с размеренного скорого шага даже при обходах кустарников и оврагов, он вскоре вышел на лесную тихую лужайку. Привязанная к дубку осёдланная кобыла приподняла морду от уже объеденной ею сочной травы и переступила навстречу тонкими выносливыми ногами, как танцорка, которая заждалась танцора.