– Господин...
Но капитану пришлось тут же смолкнуть от властного приказа поднятого вверх указательного пальца.
– Не надо имён. – Хозяин каюты вскинул бровь, словно насторожено дремлющая собака при подозрительном звуке, не то шутливо, не то всерьёз предложил: – Обращайтесь ко мне – господин сановник. Раз уж нам приходится иметь дело с ловкими, как дьявол, шпионами, лучше по возможности оставаться инкогнито.
Лёвенхаупт кивнул, соглашаясь выполнять такое правило, разом допил своё вино, отметив про себя его особый терпкий привкус.
– Днём в город прибыла моя знакомая польская графиня, – продолжил сановник доверительно, как близкому товарищу, и капитан навострил уши. – Но для неё меня здесь нет, и никогда не было. У нас с ней встреча в Нарве.
Лёвенхаупт опять кивнул в подтверждение, что прекрасно понял.
– Я её видел, – сказал он охотно.
– Вы её видели, когда висели вниз головой. – Сановник будто не заметил смущения капитана. – А перед ней надо крепко стоять на обеих ногах. При трезвейшем рассудке, мой друг! – И признался. – Если и существует женщина в моём вкусе, так это она. Но мы служим разным королям, и она меня терпеть не может.
Он подлил вина капитану, почти до краёв рюмки, осторожно, чтобы не расплескать, коснулся её своей.
– Такова уж эта противоречивая, однако не лишённая мелких радостей, жизнь.
Оба задумчиво, по-приятельски одновременно опорожнили рюмки.
– Так вот, дорогой Лёвенхаупт. Будьте с этой женщиной очень и очень настороже. А лучше держитесь от неё подальше. Вы ещё слишком молоды для её хватки матёрой волчицы.
И капитан воспринял это замечание как приказ.
Женщина, которая упоминалась в их разговоре на борту военного корабля, проводила тот вечер не столь весело, как хотела бы и как намеревалась после утомительно долгой, многодневной поездки в карете. Вместо беззаботного времяпрепровождения в гостях у родственницы в лучшем доме Риги, она вынуждена была присутствовать при тягостных объяснениях разгневанного неожиданно разбуженными подозрениями мужа и оскорблённой ими молодой жены, которой пришлось и поплакать.
Рано разбрелись по разным спальням и легли спать, рано поднялись следующим утром. Хорошо ещё неотложные дела заставили графа Делагарди отбыть до завтрака. За продолжительным завтраком обе молодые женщины, как и подобает родственницам, к тому же давним подругам, пришли к полному согласию о несносности его поведения.
Потребность поболтать о том, что можно было бы обсудить прошлым днём, заставила польку задержаться дольше, чем она рассчитывала. Только к полудню услужливо пропускаемая слугами она с подругой вышла из облепленной зеркалами большой прихожей к карете на ратушной площади. Серый и отточенный беличьим мехом шерстяной плащ с изысканной небрежностью обхватывал ею плечи, а шёлковый бант его лент слегка стягивал ей высокую грудь, тогда как подруга провожала её в прекрасно сидевшем на ней розовом домашнем платье. Проглянувшее в облаках солнце обласкало их своим вниманием, подчёркнуло яркую привлекательность обеих оживлённых разговором родственниц. Они будто не хотели расставаться и уж по своей воле точно не расстались бы ни за что на свете, но, увы, вынуждены были подчиняться не зависящим от них велениям судьбы. Не спуская с них маленьких глазок, за ними сытым балованным котом следовал иезуит, он же исповедник и поверенный польки, словно наглядно олицетворяя власть такой разлучницы судьбы над одной из них.
– Ты бы видела, Бетти, он такой одинокий и беззащитный, – нежно проговорила жена губернатора. И полька невольно глянула на верхний проём окна, где работники прилаживали новую раму, постукивали по ней деревянным молотком. Затем посмотрела на сваливаемые в кучу на площади разбитые двери, обломки перил лестницы, битую посуду, развороченную мебель, прочий хлам, на всё, что выносили и выбрасывали из дома слуги и солдаты.
– Дорогая Клара, тебе надо развеяться, – полька заботливо взяла родственницу под руку. – Приезжай на лето ко мне. В Кракове и Львове будет очень весело. А потом, что ты о нём знаешь, кроме его собственных рассказов о самом себе? Поверь мне, дорогая, так драться могут только прожжённые авантюристы без средств и без всякого положения.
– Но, Бетти, я ничего не могу поделать. Чувствую себя наивной девушкой, и мне всё равно. – Клара мягко глянула на подругу.– Ведь и ты можешь потерять многое из того, что обеспечивает твоё положение. Муж говорил, у вас взбунтовались казаки и это очень серьёзно. А потом, ты не обижайся, но о тебе тоже отзываются, как об авантюристке.