Они вновь покинули сонное подворье. В сопровождении своих безмолвных теней пересекли площадь и скрылись на купеческой улице, которая вела к крепости.
– Мне-то, какая боль с их промыслов? – махнув рукой в ту сторону, проворчал сторож в ответ нехорошим предположениям и посоветовал сам себе: – Заплатили тебе, так не суй нос в чужие дела.
Он закрыл створки ворот, накрепко заперся изнутри двора, опустив и впихнув поперечный брус в железные крючья. Потом достал полученный вечером серебряный полтинник, вновь недоверчиво попробовал его на зуб и опять убрал в карман длинного суконного кафтана. У кормушек нетерпеливо переступали оставленные не рассёдланными лошади. Расседлав их по очереди, он похлопал по морде гнедого аргамака.
– Разбойники у вас хозяева, – объяснил он жеребцу. – Хуже казаков. Те хоть ночами не колобродят. – И пробубнил, направляясь к сараю: – Сейчас, сейчас пожрать дам. Овса вам? Дам овса.
Оба товарища тем временем скоро дошли до наглухо запертых Воскресенских ворот. По мосту перешли ров, и тропа увлекла их в тень рядом с крепостной стеной Белого города, где вдоль неё протянулся скреплённый корнями травы широкий уступ, справа которого был побережный обрыв к реке. Дойдя до середины расстояния между сторожевыми башнями, Удача скинул ремень сумки с плеча, на котором её нёс, опустил сумку на тропу. Затем присел на корточки и, распустив узел, вынул моток верёвки, концом привязанный к ушку крюка, используемого при нападениях на крепости. Он расправил верёвку, раскрутил конец с крюком до лёгкого свиста и отпустил, чтобы он взлетел вверх, потянул за собой верёвочный хвост. Крюк цокнул, зацепился за каменный зубец. Оба замерли, но окликов часовых не последовало, и Удача потянул верёвку, на секунду повис на ней, чтобы она стала похожей на натянутую струну.
– Как же ты попадёшь в дом воеводы? – вдруг сообразив о других препятствиях, шёпотом полюбопытствовал Антон. – Там же заперто?
– А окна на что? – тоже шёпотом удивился Удача, словно вопрос парня никогда не приходил ему в голову. – Ладно, жди.
При помощи верёвки он без труда забрался наверх, перевалился за зубец. После чего хвост верёвки подпрыгнул, заскользил туда же, размахиваясь и продёргиваясь, как будто ожил и превратился в необычайно длинную змею. Проводив её взглядом, Антон задрал голову и в который раз позавидовал ловкости приятеля – ни один звук не выдал, что тот передвигается и спускается внутрь Белого города. Присев на сумку, он стал ждать, размышляя, что вообще-то такая жизнь ему больше по нраву, чем та, которую он вёл прежде.
Не встречая ни души на настороженных и одновременно беспечных улицах, на которых не было ни бдительных сторожей с колотушками, ни дозорных стрельцов, Удача торопливо прошёл ко двору семейства воеводы. В больших палатах и подворье уже ничто не напоминало о вечернем застолье. Он завернул за угол к серой, отбрасываемой в переулок тени главного терема, и она поглотила его собственную. Отступив на пару шагов, породив опять свою тень, он увидел на крыше скрывающую нижнюю часть луны печную трубу, после чего осмотрелся. Затем расправил верёвку, раскрутил конец с привязанным крюком и отпустил его, чтобы он пролетел к той трубе. Царапнув по кирпичу, крюк прочно впился остриями за её край и выдержал, когда он натянул верёвку, чтобы проверить надёжность зацепа. На подворье сыто заворчал пёс, но захлебнулся ворчанием и затих. Пресытившись остатками еды от недавнего пиршества хозяев, другие собаки поленились даже поворчать.
Выросший в горах он забрался на жестяную, выкрашенную в зелёный цвет крышу с проворством молодой обезьяны. Припоминая расположение спальни воеводы по отношению к другим помещениям, прокрался к низу пологого ската во двор, подтянул верёвку, и осторожно, чтобы не потревожить собак, прилёг у края крыши, внимательно осмотрел двор. Во дворе всё дремало – фыркало спросонья, тяжело вздыхало, храпело и посапывало. Он прикинул, где должно быть нужное ему окно, и обнаружил его немного левее того места, где лежал. Окно было приоткрыто для проветривания, что облегчало ему задачу. Он стянул с себя полукафтан, оставил его на крыше и, опрокидываясь вниз, завис на верёвке. Не мешкая, толкнул носком мягкого сапожка оконную раму; она охотно поддалась, смазанная в петлях беззвучно провернулась внутрь комнаты. Окоём был достаточно широк, чтобы сунуться в него сначала ногами, затем, опускаясь на руках, просунуться и телом. Отпустив верёвку, он змеёй пролез внутрь помещения и очутился в полумраке, узнавая очертания спальни, значительную часть которой занимала просторная кровать.