Вечером за ужином Роман Николаевич решительно заявил Фенечке, что пора отдавать сына в школу.
Легко сказать — в школу! А куда? Казанская гимназия в ту пору еще не открылась. Да и летами Ганя не вышел.
Все решил случай. От старого друга, поручика Неклюдова, Роман Николаевич узнал, что есть в Оренбурге недорогой пансионат для начального образования дворянских детей. Неклюдов советовал другу отдать туда сына на обучение. Сам он уже определил своего Митеньку, а Гаврюша был бы ему товарищем. Вместе — веселее.
Роман Николаевич подумал и согласился. В тот же месяц Ганя в сопровождении крепостного дядьки Платона прибыл на перекладных в Оренбург.
Неказистый город на берегу Яика не произвел на мальчика большого впечатления. Далеко ему было до Казани! Оренбург представлял собой большую стройку, на которой трудились в основном каторжане. Вместо благозвучного колокольного звона, гремели молотки и топоры. Кучи строительного мусора, пыль, суета, неустроенность и какой-то преступный каторжный дух, витавший в воздухе, не пробуждали в мальчике радостных чувств. Особенно он приуныл, когда выяснилось, что директор школы, где ему предстояло учиться, немец Иосиф Розе, тоже оказался бывшим каторжником. Герр Розе не делал из этого никакой тайны, возможно, для того, чтобы сразу предупредить неудобные вопросы. Казалось, предприимчивый немец даже гордился таким фактом своей биографии, и остается только удивляться, как городские власти разрешили бывшему "татю и вору" учредить частную школу для дворянских детей. Но факт есть факт! Не нашлось в Оренбурге других учителей, а этот хоть и каторжанин, а как-никак, немец…
Герр Розе неприятно поразил Ганю. Он был совершенно лысым, каким-то беспокойно-вертлявым, со слащавой улыбочкой. Но когда он чувствовал в ком-то слабину, мгновенно преображался: словно становился выше ростом, весь наливался важностью, а бесцветные его глазки твердели и впивались в ученика, как два буравчика.
Из экономии герр Розе был и директором, и единственным преподавателем в своем заведении. И предмет был тоже один — немецкий язык. Не утруждая учеников изучением грамматики (которую сам не знал), Розе все учебное время посвящал практическим занятиям. Метод обучения он применял простой, но действенный. В присутствии учителя говорить по-русски школярам запрещалось. За непослушание — денежный штраф. Нетрудно догадаться, что скоро все деньги, которые родители вручили своим чадам, перекочевали в карман герра Розе. Затем штрафы были заменены телесными наказаниями, которые суровый ментор производил самолично, с фантазией и не без удовольствия.
К счастью, Державину доставалось меньше всех, потому что он с лету запоминал немецкие слова, безошибочно повторял за учителем длинные фразы, правильно отвечал на вопросы. Учебников не было, наставник сам сочинял тексты и диалоги, которые школьники заучивали наизусть. Через год упорных занятий Ганя болтал по-немецки не хуже самого герра Розе, сносно читал и пробовал писать. Кроме немецкого, никаких других предметов не преподавалось, но "и то хлеб", как говорили местные чиновники. Немецкий язык со времен Петра Великого был в России в большой моде, гораздо популярнее французского. Это уже потом, спустя почти полвека, французы стали законодателями мод.
Гавриил считался образцовым учеником. Немец ставил его в пример, хвалил безмерно и на глазах у всех поощрял розовыми мятными пряниками. Такие педагогические приемы могли обозлить ребят, на что учитель, похоже, рассчитывал. "Разделяй и властвуй" — таково было его правило. Он боялся дружбы ребятишек: поодиночке ими легче было управлять. Но немец просчитался. Ганя радостно делился угощением со всем классом, и в первую очередь со своим другом Митенькой Неклюдовым.
Они подружились с первой встречи, хотя и были совершенно разными. Хилый Митенька ростом не вышел, часто болел, да и ученье давалось ему с трудом. А Ганя был крепким, красивым и смышленым ребенком. Его память была удивительна: он не только держал в голове сотни немецких слов, но и знал наизусть многие оды Ломоносова из подаренной отцом книжки.
Через год майор Державин вышел в отставку и стал жить в своем имении в Сокурах. Поручика Неклюдова перевели из Оренбурга в Саратов. Митя горько плакал, но скоро успокоился, так как обрел надежного покровителя.
Школяры часто обижают слабых. Но Митеньку никто не трогал: Ганя раз и навсегда отучил от этого драчунов, поставив по фингалу наиболее наглым. Сам он тоже схлопотал шишку, но впредь уже никто не задирал его товарища. Они стали, как говорится, друзья — не разлей вода.