В кулуарах шептались, что нити заговора тянутся в Англию и что к убийству также причастен сын императора Александр Павлович. Доказать это было невозможно, но вид дрожащего от страха наследника говорил сам за себя. Никто из придворных не пролил ни одной слезы, напротив, все поздравляли друг друга. По такому случаю был даже устроен фейерверк, на который петербуржцы явились во фраках, жилетах и прочих запрещенных нарядах. Тирана больше нет!
Даже обычно сдержанный во всем, что касалось смерти, Державин написал о почившем царе отнюдь не скорбные строки:
Князь Норд (Север) — это был псевдоним цесаревича, под которым он в молодости инкогнито путешествовал по Европе. Спустя два столетия историки изменят мнение о Павле I и назовут его самым оболганным императором России, но в то время насильственная смерть Павла не вызвала сочувствия ни при дворе, ни в народе.
Один лишь Александр Павлович беспрерывно рыдал и молился, пока, наконец, потерявший терпение цареубийца граф Пален, не тряхнул его бесцеремонно за плечо:
— Довольно ребячиться! Ступайте царствовать!
Молодой государь вытер слезы и вышел на балкон к ликующему народу. Все смолкли. "Ваше величество, — шептал ему Пален, — скажите им что-нибудь… Не молчите! Ну, хоть рукой помашите, черт… простите, сорвалось!" Александр послушно поднял вялую руку и произнес самую короткую в истории инаугурационную речь:
— Все будет как при бабушке!
Но прошлое не возвращается… И жизнь "как при бабушке" не получилась. Поначалу Державину казалось, что новый монарх наконец оценил его многолетний опыт государственной деятельности: его назначили министром юстиции — так высоко он еще не взлетал! Гаврила Романович тут же ринулся на борьбу с беззаконием, перессорился с чиновниками своего министерства и замучил императора рапортами и предложениями по реформированию российской юриспруденции. Государь был вынужден спросить: не пора ли великому поэту отдохнуть от тяжких трудов? Быть может, занимаясь стихотворчеством, он мог бы принести Отечеству больше пользы?
— Ваше величество, в чем я провинился? — напрямую спросил Державин и услышал холодный ответ:
— Слишком ревностно ты служишь!
Не сказав ни слова в оправдание, Гавриил Романович уехал в Званку и стал жить там с женой почти безвыездно.
Сбылась его мечта: уютный просторный дом наполнили детские голоса. После смерти своего сослуживца Петра Лазарева Державин воспитывал троих его сыновей, юных гардемаринов, один из которых, Михаил, впоследствии стал открывателем Антарктиды. Когда неожиданно во цвете лет ушли из жизни Мария и Николай Львовы, Державин оформил попечительство над своими осиротевшими племянницами — Лизой, Верой и Прасковьей. Московский кузен Иван Блудов, снова попавшись на шулерстве, не избежал острога. А с Митей Неклюдовым и его женой Ниной Державину так и не довелось встретиться…
Званка ласково приняла стареющего поэта. Здесь, среди зеленых дубрав, на берегу реки Волхов, окруженный любящими людьми, он весь отдался любимому делу — сочинению стихов.
— Дядя, — взбираясь к нему на колени с книжкой, щебетала его любимица, маленькая Прасковья, — у вас тут слово непонятное…
— Какое, Пашенька?
— Да вот! — Ее крошечный пальчик уперся в строчку, и она прочитала по складам: "ро-ди-на".
Державин тоже взглянул и улыбнулся. Это было стихотворение "Арфа", которое он написал года три назад, слушая игру Милены. Арфа неожиданно навеяла ему воспоминания о детстве, о родной Казани, и появились стихи:
— Родина — это родная страна. То же, что и отчизна, отечество…
— Очень хорошее слово, — серьезно сказала Паша.
Державин поцеловал ее душистую макушку. Он, конечно, не мог знать, что придуманное им слово "родина" станет для русского языка таким необходимым и привычным, словно оно существовало всегда. Его будут произносить чаще, чем "отечество", и никому даже в голову не придет, что до Державина его не было.
Между тем над его Родиной нависла опасность: 12 июня 1812 года полчища Наполеона двинулись на Россию…