Или банальная стрелковая подготовка? Теперь, если экипажи останутся без танков, они могут вполне успешно вести пехотный бой — основы окапывания экипажам показали и рассказали пехотинцы из батальона капитана Галецкого. Они же — принимали зачёты по окапыванию до тех пор, пока все подразделения не успевали окопаться в норматив. Зачёты, кстати, принимали повзводно. Так что, если, вдруг, не успевал один экипаж — пересдавали все.
Даже штабные офицеры через это прошли — я настоял. Хотя некоторые сопротивлялись. Единственное послабление было — офицеры штаба батальона занимались индивидуально. И зачёт принимался у каждого лично.
Самому, кстати, лопатой тоже пришлось помахать не меньше остальных — зачёт то я сдал только со второго раза.
Да и стрелять многие научились… Теперь каждый танкист из моего батальона мог стрелять не только из пистолетов и револьверов, но также и из большинства разновидностей винтовок и пулемётов, состоящих на вооружении Войска Польского в настоящий момент.
В общем — неплохо готовимся. Ещё и сам в радиоделе подтянулся. Мог передавать открытым текстом и даже стучать на ключе. Правда, стучать удавалось не быстро — слишком долго думаю, затягивая передачу. Но основы понять удалось. Благодаря Виктории.
Кстати, пару слов о Виктории. Кроме службы мы с ней более не виделись. Я и так разрывался между Терезой и Мари-Жан, чудом умудряясь не попасться на глаза невесте.
И что самое противное — мне было невыносимо стыдно перед этой девушкой, которая, похоже, меня по-настоящему полюбила, и, которую, я банально предал. Причём предал — ещё до замужества…
Мне было стыдно, противно и вдруг захотелось всё рассказать Терезе. Вот только делать этого было нельзя никак. Это грызло меня где-то внутри. Каждое утро я просыпался с паршивым настроением, начинал непроизвольно грубить девушке. Позже, какой-нибудь психолог назовёт все мои действия каким-нибудь умным словом, но это всё будет позже. Намного позже. А сейчас…
Сейчас… сейчас я сидел в своём легковом автомобиле, нервно ёрзал на мягком диване и слушал, впитывал всё, что мне говорит хорошо знакомый по приключениям во Франции майор Врубель, который совместно с контрразведчиками из Варшавы, через меня сливал дезинформацию Мари, которая по их информации, передавала сведения дальше — тому самому Робеспьеру.
— Наши люди блокировали дом. — Коротко сообщил мне контрразведчик, облачённый в тёмно-синий костюм в полоску и модную шляпу с лентой. — Ты входишь внутрь. Забираешь деньги. После чего, тут же уходишь.
— Понял. — Коротко киваю в ответ.
— Тогда, пусть Бог поможет всем нам! — Благословляя, продекламировал контрразведчик.
— Аминь! — Коротко отвечаю ему в ответ, после чего открываю дверь лимузина и выхожу на улицу.
Несмотря на начало августа, погода стояла по-июльски жаркая. Память тут же услужливо подсказала, что где-то два часа назад, термометр, висевший на окне дежурного помещения в здании штаба батальона, показывал запредельную температуру в районе тридцати двух градусов. В тени.
Вот и сейчас — несмотря на приближающийся вечер, температура вряд ли упала ниже двадцати семи, или, максимум, двадцати пяти градусов по Цельсию. И вокруг, что называется — парит. В такую погоду бы на природу, к воде… На море, или, на худой конец, на речку. Но выбора у меня особо нет.
Подойдя ко знакомому двору, я огляделся по сторонам, будто бы высматривая, куда мне следует идти. Глупость, на самом деле — но так нужно, чтобы местные контрразведчики не прознали, что я уже бывал здесь раньше.
Осматривался я совсем не зря — моё внимание привлёк дворник. Казалось бы, чего странного в немолодом горбатом, бедно одетом мужичке в фартуке, с надвинутой на глаза кепке? А то, что по двору он мёл как-то слишком активно. Не похож он был на дряхлого старичка, зарабатывающего копейки. Даже дешёвые, разношенные и помятые ботинки не разубедили меня в том, что этот мужик — либо офицер германской разведки, либо контрразведчик…
Пока я шёл к подъезду, обратил внимание, что следом за мной, во двор вошли ещё двое. По виду — молодые парни, возрастом до двадцати лет. Оба одеты легко: парусиновые штаны, летние рубашки и какие-то лёгкие куртки. Один из них нёс подмышкой какой-то длинный и тонкий тубус. По виду — обычные студенты, которые идут с лекций. Вот только взгляд… У одного. Того, что с тубусом — колючий, рыскающий. И поступь какая-то… неправильная, хотя и не пойму в чём это выражено. А вот второй парень — ступает легко, головой почти не вертит и что-то смеясь рассказывает своему спутнику.