— Красотища — то какая! — потянулся Ржевский.
— Мать — мать — мать… — ответило ему лесное эхо.
— Не шуми, братец, французов накличешь, — попенял поручику Давыдов, хотя и сам, как поэт, был тронут красотой этого летнего утра.
— Эх, сейчас бы окунуться. Нет ли тут поблизости пруда?
— Есть речка. Только там сейчас франсы загорают. Я предлагал полковнику их атаковать. Да пока без толку.
— Жаль. И французам показали б кузькину мать и искупались бы заодно.
Спустя полчаса после этого разговора Давыдов получил приказ атаковать неприятеля.
— Ну наконец — то! — воскликнул Ржевский, услышав команду седлать коней. — А то уж сабли мхом покрылись.
Когда ахтырцы вырвались из — за деревьев на берег реки, беспечные французские уланы занимались кто чем: одни поили лошадей, другие справляли нужду, третьи перекидывались в карты. Увидев несущихся на них во весь опор гусар, они с воплями кинулись к оружию, в спешке запрыгивая на лошадей.
— Руби их в песи! Круши, хузары! — истошно прокричал Давыдов.
Услышав боевой клич командира, Ржевский подхватил:
— Руби их на котлеты! Круши помидоры!
Поручик вломился в саму гущу противника. Его сабля со свистом рассекала воздух, поражая врага.
Не устояв под натиском гусар, французские уланы начали отступать.
— Оревуар, брат мусье, — приговаривал Ржевский. — Я вам покажу, как наших девок еть!
— Ля ви! Ля ви! / Жизнь! Жизнь! (фр.)/ — вопили французы, бросая оружие.
— Вот еще «лови»! — отвечал Ржевский. — От нас, небось, не удерешь.
Видя, что дело совсем плохо, генерал Рожнецкий послал на выручку своим уланам остальные полки дивизии.
Платов выдвинул против них из леса своих казаков. Злобно потрясая бородами и пиками, казаки бросились на уланов.
Завязался упорный бой на долгие часы. Пополудни на подмогу Платову подоспел отряд казачьего полковника Кутейникова; стремительно атаковав левый фланг противника, он вызвал смятение в рядах французов. И вскоре, развернув коней, те дали деру.
Ахтырцы вместе с казаками до темноты продолжали преследовать разбитого неприятеля; и поручик Ржевский смог искупаться только поздней ночью.
С криком и хохотом окунувшись в теплую воду, разгоряченные гусары смывали с себя грязь, пот и чужеземную кровь.
— Как славно порубились, братец! — воскликнул Давыдов, плескавшийся рядом с Ржевским. — Еще немного — до самой Франции загнали б супостатов.
— И загоним, Денис, дай срок, — сказал поручик. — А что это ты кричал, когда мы бились? Круши, де, французам «хузары».
— Это любимый клич генерала Милорадовича. Мы ведь с ним большие друзья.
— Я, было, попробовал французам хузары оттяпать, да никак их саблей не зацепишь. Уж лучше сразу головы сечь, и дело с концом.
— Да ты, братец, всё напутал, — зафыркал Давыдов. — Первыми гусарами были мадьяры. А хузары, по — ихнему, это мы с тобой и есть.
— А — а — а…
— Вот и получается, мол, круши, гусары, французов.
— Теперь ясно. — Ржевский окунулся с головой в воду и, вынырнув, добавил: — И всё же, Василич, мы не мадьяры, а, стало быть, никакие не хузары.
— Ну ладно, так тому и быть, — засмеялся Давыдов. — Буду орать по — нашему: руби, гусары, французов, мать их так!
Князь Багратион после победы над генералом Рожнецким в приказе по армии объявил: «Наконец, неприятельские войска с нами встретились, и мы гоним их и бьем. Господам офицерам вселить в солдат, что все войска бонапартовы не иначе как похотливая сволочь со всего света. Мы же — русские!»
Глава 12. Лысый череп
Вторая Западная армия князя Багратиона быстро продвигалась в минском направлении. Но едва передовые части успели переправиться через правый рукав Немана, как Багратион получил известие, что к Минску приближаются войска маршала Даву. В тылу появились неприятельские разъезды. Сзади догоняли войска Жерома Бонапарта, короля Вестфальского.
Армия Багратиона оказалась в кольце, которое быстро сжималось.
Тем временем, будучи в Вильно, Наполеон вызвал к себе маршала Даву.
— Мой брат Жером не оправдывает моих надежд, — раздраженно сказал император. — Невестка как — то жаловалась мне, что он слишком нерасторопен в постели. Оказывается, он таков и в военном искусстве. Я не могу позволить, чтобы две русские армии соединились. Возьмите Багратиона на себя. Это достойный противник вашей доблести.
— Я имел честь убедиться в этом по его действиям в Пруссии, — сказал Даву. — Недаром он был правой рукой Суворова. Генерал Багратион храбр, но горяч.