- Какой же я незнакомый, сударыня? Меня в Москве каждая собака знает. А вы вдруг - нет? Не может такого быть!
- Я слышала о вас, но...
- Никаких "но", солнышко.
Бесшумно откупорив бутылку, поручик разлил шампанское по бокалам.
- За нашу встречу, - сказал он. - За ваши шелковые плечи... и всё остальное!
Они выпили. Ржевский пожирал Камиллу глазами.
"Как мизинчик оттопыривает, чертовка!" - подумал он и положил ей руку на колено.
- Поручик, вы перепутали, - с улыбкой сказала она, неторопясь допивая свой бокал.
- Что такое?
- Это не подлокотник, а моя нога.
- Да-а? - Ржевский пощупал у себя под рукой. - Пардон, я не подозревал, что у вас такая стройная ножка. Оперся не глядя.
- Что же вы никак не уберете?
- Подлокотник, нога... какая, к черту, разница? - промурлыкал он, целуя ее под ушко.
- Шея, колонна... - с усмешкой передразнила она, прикрывая веером декольте. - Что вам моя шея? Поцеловали бы колонну!
- Колонна холодная, а вы такая горячая...
Он опять тянулся к ней губами.
- Поручик, мы все-таки в театре, - игриво уклонялась она. - Это же храм искусства. Здесь полагается слушать оперу.
- Необязательно. Слышите, как храпят в соседней ложе?
Камилла тихонько засмеялась в кулачок. Поручик снова наполнил бокалы.
- Я хочу выпить за то чувство, от которого хочется петь, - сказал он. - За любовь!
После второго бокала Камиллу неожиданно развязло. И она позволяла Ржевскому целовать себя, сколько душе угодно. Душа поручика была ненасытна.
Нешуточные страсти, кипевшие в их ложе, постепенно стали привлекать внимание публики на противоположной стороне бельэтажа. И вскоре почти все сидевшие там зрители, и думать забыв о представлении, дружно пялили глаза на разбушевавшуюся парочку.
Внезапно под натиском поручика у его дамы выскочила из декольте грудь, и публика ахнула.
Между тем действие на сцене продолжалось, и этот протяжный вздох зрителей артисты отнесли на свой счет. А тенор даже так разволновался, что дал петуха и чуть было не свалился в оркестровую яму.
- Смотрите, на нас показывают пальцем, - говорила Камилла, поспешно пряча грудь обратно.
- Какая невоспитанная публика, - соглашался Ржевский, мешая ей оправить платье. - Что за грудка! Куда вы ее? Ну зачем? Во времена Ренессанса женщины вообще ходили с вырезом до пупа.
- Я тоже не прочь, но, к сожалению, у нас сейчас ампир.
- Подумаешь, вампир, - не расслышал поручик. - Вампир, упырь... Со мною рядом, милая, ничего не бойтесь.
Прикончив бутылку, он устроил Камиллу себе на колени.
- Нет, дайте ножку, - требовал он, пытаясь приподнять край ее платья.
- Поручик, но на нас же смотрят!
- Пускай смотрят, мы не в лесу.
В бельэтаже напротив публика начинала потихоньку сходить с ума.
- Князь, я запрещаю вам смотреть на это безобразие! - повизгивала старая княгиня, вырывая из рук у мужа лорнет. - Это же разврат, besstydstvo, rasputstvo!
В соседней ложе мать ссорилась по тому же поводу со своими молоденькими дочерьми.
- Анна, перестань вертеться! Смотри на сцену, - говорила она, закрывая младшей дочери лицо афишей. Но тогда старшая дочь в свою очередь начинала таращить глаза на противоположную сторону. И мать набрасывалась уже на нее:
- Эмилия, так и знай, я лишу тебя пирожных!
Наконец, обе девицы разревелись, зарывшись лицом в ладони.
- Слава богу, - с облегчением вздохнула их мамаша и принялась наблюдать, как поручик Ржевский целует своей даме обнажившуюся до колена ножку.
- Как вы думаете, граф, - рассуждал барон Леже, обращаясь к своему соседу по ложе, - он ею таки овладеет или бросит дело на середине?
- Желаете пари, барон? - невозмутимо отвечал граф Нулин.
- Согласен. Ваша ставка?
- Пять тысяч.
- Ассигнациями?
- Разумеется.
- Хорошо, согласен. Итак, ваше мнение, граф?
- Мне кажется, барон, мы с нашим пари уже опоздали.
- Вы полагаете, они уже?..
- Не сомневаюсь. А с какой стати эта дамочка вдруг стала так странно подпрыгивать?
- Хм, действительно...
А поручик Ржевский, совершенно не беспокоясь, что кто-то может заключать на него пари, в данную минуту объяснял Камилле, какие у лошади бывают аллюры. При этом он изображал лошадь, а сидевшая у него на коленях девушка - наездницу.
- И-го-го! Крепче держитесь в седле, душечка, - говорил Ржевский. - Галопом мчатся - это вам не бисером вышивать.
- Поручик, вы меня уроните!
- Спокойно, голубушка, перехожу на рысь.
- А может, перейдем на шаг?
- Устали, милая?
- Немножко укачало.
- А мы, гусары, так с утра до вечера и с вечера до утра - то с лошадьми, то с прекрасным полом. Сплошные аллюры!
- Тпру-у-у! - весело скомандовала девушка.
Но Ржевский не послушался.
- Последний аллюрчик, голубушка. Вы знаете, что такое иноходь?
- Нет.
- Это когда у лошади скачут попеременно то левые ноги, то правые. Сейчас покажу.
И поручик стал раскачивать свою наездницу, двигая то левой, то правой ногой.
- Такой аллюр весьма хорош для больших расстояний, - пояснял он. - Однако, ежели дорога неровная, иноходец может запросто споткнуться.
Ржевский так увлекся, что решил показать девушке, как спотыкается иноходец. В результате чего оба оказались на полу.
- Не беда, - рассудил поручик, устраиваясь на Камилле поудобнее. - Я вас, душенька, покатал, теперь вы меня покатаете.
Она отвечала ему пьяной улыбкой. Но только она раскинулась, как дверь в их ложу распахнулась и сюда ворвался высокий господин с прилизанными волосами.
- Извольте прекратить, сударь! - вежливо, но твердо сказал он поручику. - Своим поведением вы отвлекаете публику от оперы.
За его спиной толпилось несколько человек с возмущенными лицами и похабными глазками.
Нехотя высвободившись из объятий девушки, Ржевский встал на ноги.
- Какого черта, любезный? Кто дал вам право врываться без стука, когда я здесь с дамой! Мною уплачены деньги, и я попросил бы вас выйти вон.