— Да-а, moh cher, женщины, женщины… les femmes одним словом…
Возбуждение поручика передалось царю, и он уже почти не опускал своего лорнета, пялясь на дам, так страстно восхваляемых его спутником.
— Ваше величество, — вдруг выпалил Ржевский, схватив императора за рукав. — как вам эти две кокетки в шляпках, что обогнали нас и идут под ручку? Как виляют! Черт! Каков соблазн. Мыслимое ли дело устоять.
— Что вы предлагаете?
— Ваша слева, моя справа.
— Вообще-то я предпочитаю блондинок, — замялся Александр.
— Тогда ваша справа, а моя слева.
— Вообще-то мне уже пора вернуться в Зимний…
— Какое может быть удовольствие от прогулки, если не поволочиться за хорошенькой барышней!
— Никакого.
— И я о том же.
Поручик потащил царя за собой.
— А вдруг во мне признают монарха? — сказал Александр.
— Так вы же не при короне, государь. Впрочем, возьмите на всякий случай мой кивер.
Царь надел гусарскую фуражку поручика, надвинув козырек по самые брови.
— Замечательно, — сказал Ржевский. — И делайте вид, что вы — это не вы.
— А как?
— Ссутультесь, поменьше важности. Подбородок пониже, манеры поразвязнее и улыбайтесь во всю ширь лица. Никто и не догадается, что вы царь. Женщине главное, чтоб ее почитали за царицу. Будь рядом с ней хоть черт, хоть Бог — не важно: лишь бы смог!
— Что это вы вдруг стихами заговорили, поручик?
— Вдохновение, ваше величество, вдохновение. Душа копытом бьет. Идемьте скорее, а то потеряем наших малюток из виду.
— Вы полагаете, они уже наши?
— Как говорится в Святом Писании: «Кто возжелал женщину, тот все равно что переспал с ней».
— Если мы с ними уже переспали, к чему вся эта суета?
— Ну что вы, государь, как маленький, — хмыкнул Ржевский. — Переспим, значит, еще раз. От нас не убудет.
— Пожалуй, — сказал царь, все еще сомневаясь.
Он не боялся женщин, нет. Но одно дело тискать их на балу во дворце в качестве царя — первого мужчины государства, и совсем другое — приставать к ним на улице, подобно праздному гуляке.
Дамы, за которыми они шли уже начали украдкой оглядываться. Как известно, у женщин и на затылке есть глаза. И ушки их, когда надо, способны слышать за версту.
Царь опять глубоко вздохнул.
— Ваше величество, — сказал Ржевский, — вы вздыхаете так, будто вы Людовик XVI и вас ведут на эшафот.
Александр I вздрогнул, суетливо проведя рукой по шее, словно желая убедиться, что голова его еще на месте. На долю секунды ему почудилась на загривке холодная сталь гильотины.
— Прекратите пугать меня якобинцами, поручик, — раздраженно сказал он. — Когда я вспоминаю об их дьявольском изобретении, у меня все опускается и я совершенно не в состоянии думать о женщинах.
— Думать предоставьте мне, государь. Говорить тоже буду я. От вас требуется лишь улыбаться и кивать головою. И спрячьте подальше ваш лорнет. По нему вас любая собака опознает.
В этот момент барышня, что шла слева, обернулась, с улыбкой подмигнув обоим сразу двумя глазами.
Ржевский расцвел, заулыбался.
— Видите, ваше величество, они совсем не прочь.
— Да и я, признаться, тоже.
— Значит, переходим к решительному штурму!
— Только ради бога, поручик, без этого вашего «впердолить».
— Впендюрить.
— Вот — вот, не вздумайте ляпнуть. Я не выношу, когда меня бьют по лицу: у меня от этого сразу кровь из носу.
— Не беспокойтесь, государь, с двумя женщинами я этот прием не употребляю.
— Почему?
— Двоим одновременно не впендюришь… Ну, всё, труба зовет.
Оправив на поясе саблю, поручик в два шага догнал незнакомок и зашел слева.
— Пардон, драгоценные мои, — обратился он к ним. — Вы меня не узнаете?
— Нет, — со сдержанной улыбкой отвечала брюнетка. — А что вам угодно?
— Мне угодно поцеловать вам ручку. Не откажите в любезности, сударыня.
Она пожала плечами, но руку протянула.
— Разве мы знакомы?
— Да разве бы я смог забыть ваш милый образ, однажды вас увидев?! Пусть это было на балу, в театре. Какая разница! Я безумно рад, что мы снова вместе.
— О боже, отдайте же руку… — кокетливо проворковала брюнетка. — Впились, как змий.
— Покоряюсь, — улыбнулся поручик. — Надеюсь, что ненадолго. А это мой шурин, Александр.
— Шурин? Так вы женаты?