— Но я, кажется, ей ни сапогами, ни пистолетом не грозил, — развел руками Долбухин.
— Вы запугали ее до смерти. Представили нас всех как последних негодяев. «Снежную бабу из вас сделают», — передразнил Васильков. — «Говори, бабка, где деньги!»
— Так это же была шутка.
— Ничего себе шуточки! Граф, вы убийца! Взгляните на эту несчастную старуху. Она бы еще жила до ста лет. За что вы ее убили?
Тут все посмотрели на покойницу, и в комнате повисла жуткая тишина.
За дверью стали слышны приближающиеся шаги.
— Держу пари — майор Котлярский, — тихо произнес поручик.
— Ставка? — уточнил Давыдов.
— Пять бутылок шампанского и три водки. Пошло?
— Идет. Газбейте гуки, когнет.
Васильков в сердцах ударил по рукам спорщиков и явно перестарался. Ржевский хотел было в ответ вмазать ему кулаком по носу, но Давыдов удержал.
— Т — с — с, господа, — прошипел граф.
В дверь робко постучали.
— Да, да? — откликнулся Долбухин, подражая голосу графини.
В проеме показалась красная физиономия… майора Котлярского!
— Майор, вы опоздали! — сказал граф.
— А что, дорогие мои? — побормотал тот, совершенно растерявшись. — Я, кажется, не к стати?
— Не знаю, как другие, а я очень рад вас видеть, — сказал Ржевский, подмигнув Давыдову.
— Входите, раз уж пришли, Афанасий Сергеич, — проворчал Давыдов. — Шапку только снимите.
— А чего?
— Графиня… скончалась, — шмыгнул носом корнет.
Котлярский испуганно перекрестился.
— Между прочим, старушка любила выпить, — сказал Долбухин, чтобы разрядить неловкое молчание.
Он взял с этажерки графин с вином, и, раздав каждому по рюмке, наполнил их до краев.
Все продолжали молчать, уставившись на свои рюмки.
— Поручик, может, вы скажете? — предложил граф.
— Господа офицеры, — сказал Ржевский. — Взбодритесь! Графиня должна быть счастлива, что у ее одра собралось столько отпет… отменных мужчин. Она сейчас смотрит на нас с небес и радуется.
— Черта с два! — всхлипнул Васильков. — Вы бы на ее месте радовались?
— Вы зелены, корнет! Я старше вас и знаю женщин.
— А вы уверены, поручик, что душа ее сейчас на небесах? — задумчиво обронил Долбухин.
— Ну, ежели она попала в ад, тем только лучше. Значит, рано или поздно я непременно узнаю ее тайну.
— Это почему же? — встрепенулся Васильков.
— По мне в преисподней давно черти плачут!
Глава 19. Идеальная женщина
— Три тысячи чертей! Мадемуазель, если вы всерьез полагаете, что после всего произошедшего этой ночью, я поскачу с вами под венец, — вы напрасно обольщаетесь. Если бы я женился после каждого такого случая, то уже содержал бы целый гарем. Но я не персидский шах!
Так говорил в январе 1812 года поручик Ржевский, проснувшись в теплой постели Сусанны Анечкиной — далеко не первой дамы, соблазненной им за последний месяц, с тех пор, как он вернулся из Москвы в расположение своего эскадрона, в уездный город N.
— Поручик, — улыбнулась Сусанна. — Не торопитесь надевать штаны. Я вовсе не собираюсь за вас замуж. Я пошутила.
— Да? — Ржевский опять забрался под одеяло. — Тогда и впрямь спешить некуда.
Спальню огласили звуки страстных поцелуев.
— О, поручик, в любви вы — генерал! — в восторге воскликнула Сусанна.
— Да, голубушка. Хоть я и не персидский шах, но запала мне хватит на целый гарем.
— Я это чувствую… Ах, поручик, поверьте, вы не должны принадлежать ни одной женщине. Это было бы слишком несправедливо по отношению к остальным.
— Золотые слова, душечка. Для меня вы просто идеальная женщина…
В эти упоительные минуты Ржевскому казалось, что вовек он никого так не любил, как Сусанну, и никогда прежде не испытывал в женских объятиях подобного блаженства.
И он даже, словно в тумане, представил себя сидящим за большим обеденным столом, рядом с любимой женой, в окружении собственных отпрысков; и эти мальчики и девочки мал мала меньше с визгом носились вокруг него и залезали ему на колени, а жена с кроткой улыбкой клала голову ему на плечо…
— О, нет, — простонал поручик, заелозив ногами по постели, словно пытаясь убежать.
— О, да, — прошептала Сусанна, все сильнее и сильнее прижимая его к себе.
И туманная картина семейного счастья вдруг столь явственно вырисовалась у него перед глазами, как будто стала самой реальностью.
Но прошла еще минута, — и поручик Ржевский выбросил из головы всю эту блажь.