- А, поручик, как будто ты не знаешь...
- Может и знаю. Но хотелось бы от вас это услышать, - важная птица мне попалась, вон какие эполеты, хотя выглядит не намного старше меня.
- Да вот хотел бы обсудить от лица эмиссара Новодворского условия почетной сдачи гарнизона...
Я поперхнулся. Условия сдачи?!? Эмиссар Новодворский?! Какого лешего он говорит? А лоялист еще больше вверг меня в ступор следующей своей фразой:
- Дурак он, наш Новодворский. Отбил вашу атаку с холмов и с вашего правого фланга, а основные силы проворонил... Вы, вообще, кто?
- Сводно-гвардейская бригада. Честно говоря, мы не планировали принимать капитуляцию... - я говорил сущую правду, и думать я о таком не мог, готовились каждый квартал с боем брать.
В глазах вражеского парламентера мелькнуло какое-то неясное чувство. Он опустил взгляд и с усилием выговорил:
- Послушайте, господин поручик... Поймите, здесь ведь учебный центр, ребята желторотые совсем, только от мамкиной юбки... Два батальона всего ветеранов, так тех вашим обходным маневром, который через холмы, так потрепало, что название одно осталось... Я за нас, командиров не прошу, я за ребят прошу! Не надо как под Запольем... Они ведь не идейные даже, набрали так, кого попало...
Когда он сказал про Заполье, я понял, в чем дело. Тогда кавалерия захватила в плен три сотни лоялистов и порубила всех саблями. При этом сначала рубили руки, потом головы. Ненавижу кавалерию! А этот суровый мужик просил за своих ребят, новобранцев. Он думал что мы - главные силы бригады! А мои слова о том, что мы не планировали принимать капитуляцию, он воспринял так, как будто мы не собирались брать пленных! Только баек о зверствах имперцев нам не хватало...
И будь я проклят, если не раскручу эту ситуацию насколько возможно!
- Ну что ж, - я постарался говорить как можно более сурово. - Я не уполномочен вести такие переговоры. Могу лишь обещать, что походатайствую перед начальством. Кроме того, уверяю вас, мои подчиненные не тронут пленных...
Лоялист посмотрел на меня благодарно.
***
Через два часа подошедшие на помощь к нам роты разоружали лоялистов. Потрепанная бригада входила в город. По итогам мы взяли в плен около четырех тысяч недообученных рекрутов и еще три сотни закаленных в боях вояк.
Я смотрел на солнце и жмурился. Как же это так вышло, что штурмроту приняли за основные силы бригады? Лоялистские командиры, да и давешний парламентер скоро поймут, что дико ошиблись и проклянут тот день, когда родились...
Перед моими глазами мелькнуло что-то белое и до боли знакомый голос сказал:
- Э, герой-дипломат! Пока товарищи кровь проливают, он тут наволочкой размахивает! Цирк-шапито какой-то! Непорядок, поручик!
Это был Феликс с эпично перевязанным лбом и той самой наволочкой в руке.
- Уверен, этот случай занесут в учебники. А наволочку твою в музей войны поместят! - сказал он и помахал у меня перед носом изящными кружевами.
КАПЕЛЬ
С черепичных крыш зданий барабанили крупные капли талой воды, добавляя шаловливые нотки в четкий ритм походного марша. Рокотал барабан, ротный флейтист старался вовсю, выводя мелодию. Солдатские сапоги дружно топтали чуть сыроватую землю дороги.
- Эй, ты чего такой кислый? - Феликс смотрел сверху вниз, с седла.
Под ротмистром выплясывал красивый серый жеребец, с короткой гривой и выразительными глазами.
Я устало махнул рукой. На душе было тяжко, хотя ясной причины этому не наблюдалось.
- Смотри, день какой! - Феликс тронул поводья, и конь с места взял в галоп, оставив после себя небольшую радугу в поднятых копытами брызгах из лужи.
Денек и правда был хоть куда: настоящий, весенний. Я видел, что люди как-то приободрились, исчезла эта гнетущая атмосфера, которая царила в моей штурмроте весь февраль и март. А у меня в голове витали какие-то нехорошие предчувствия, смутные и неясные.
Издалека, обернувшись в седле, ротмистр Карский крикнул мне:
- Эй, пехота! Я вперед, найду вам местечко потеплее, чтоб задницы себе не простудили!
Солдаты одобрительно погудели ему вслед. Любят они Феликса - он же у нас герой. А меня? Любят меня солдаты?
Колонна двигалась по обочине дороги, постепенно обгоняя меня. Сутулая фигура Стеценко отделилась от строя и двинулась ко мне.
- Поручик! - сказал он, закуривая. - Вот я тебя никак не пойму... Зима была, в окопах мерзли, жрать было нечего - ты ходил, улыбался, анекдоты травил. Сейчас - солнышко, теплынь - а ты пасмурный как тот филин. А?