- Ну, я вижу, вы очнулись, поручик, - раздался голос Тревельяна. - Прекрасно! Я бы сказал, что вы родились в рубашке, но как медик официально заявляю, что при современном уровне развитии медицины почти всем роженицам делают амниотомию...
- Что?!. - думать было очень тяжело, да и доктор изъяснялся весьма своеобразно.
- Амниотомия. Это акушерский термин, обозначающий...
- Твоя светлость, сил моих нет, при чем здесь акушерство?! - голова опять разболелась, и я откинулся на подушку.
- Удачливый ты, поручик. Пуля прошла по касательной к лобной кости в районе левой надбровной дуги. Шрам останется - загляденье, ну и черепно-мозговая травма соответственной степени тяжести...
- Жить буду?
-Будешь, куда денешься... Сейчас перевязку сделаю, на свет Божий посмотришь.
Пока его светлость менял бинты, он рассказывал о событиях той ночи. Самое главное - мы победили, город был наш, и на ипподроме теперь находились пленные лоялисты в ожидании суда. Каким образом это получилось?
Во-первых мой отвлекающий маневр с атакой грузовика на оперный театр оказался на редкость удачным. В этот момент ассамблея заседала в расширенном составе - то есть с привлечением синемундирных командиров и лоялистских эмиссаров из столицы. От мощного взрыва рухнула колоннада, не выдержали перекрытия между этажами, в общем - здание вряд ли подлежит восстановлению. Как и ассамблея Яшмы. Трупы до сих пор их-под завалов вытаскивают. А поскольку высшее командование было там, то в гарнизоне после атаки наших ребят на ипподром воцарился настоящий бардак.
Во-вторых ипподром взяли довольно быстро. Оказалось что тысячи заключенных охраняются тремя десятками бойцов. Лоялисты решили вопрос с охраной просто - заварили все выходы кроме одного железной решеткой, добавили поверх колючей проволоки и поставили вышки со стрелками. Эффективно? Да, против тех, кто внутри. И совершенно не рассчитано на нападение снаружи. Наши ребята использовали подавляющее огневое преимущество в виде пулеметов и гранат, разгромив охрану, к которой так и не подошло подкрепление (гарнизон умчался к Опере!).
Ну и в-третьих, сами яшмовцы. Первыми вступили в бой с синей чумой измученные, озлобленные заключенные. Даже те, кто не имел никакого отношения к подполью и был схвачен случайно, теперь мечтали вцепиться в глотку лоялистам. Да и подполье как выяснилось вычистили не полностью. Лихие ребята в офицерских фуражках взяли арсенал по собственной инициативе через часа два после того, как я взорвал ассамблею, и тут же принялись раздавать оружие. А потом поднялись рабочие кварталы. Трудягам надоел голод и безработица, бардак и неопределенность.
Уличные бои длились двое суток. Я, кстати, очень помог одной из рабочих дружин, обезвредив тот пулемет.
А через двое суток, то есть сегодня, рано утром, подошли наши войска. И всё, в общем-то, закончилось.
- Когда можно будет выйти, прогуляться? - спросил я, щурясь левым глазом от яркого солнца.
Правый пока еще почти ничего не видел - опухоль не спала.
- Через пару дней, - сказал Тревельян.
Через пару дней я шел по проспекту Фортуната, поддерживаемый с одной стороны Стеценкой, с другой - доктором.
Какие-то деловитые ребята в аккуратных спецовках меняли плафоны и лампочки на фонарях, тетка в дворницком фартуке подметала бордюр. Двери многих магазинчиков были открыты, витрины сверкали чистотой уцелевших стекол, ветерок донес будоражащий ноздри аромат - кто-то выпекал сдобу.
На площадке у синематографа три маленькие девочки играли в 'классики', нарисованные на плитке осколком кирпича. Только сейчас я понял что за все время проведенное в Яшме я вообще не видел детей!
От остановки отъехал грохочущий и лязгающий трамвай, у которого вместо некоторых окон были вставлены листы фанеры, но зато корпус был покрыт свежей краской. На лавочке сидел лысый мужик с металлическими зубами и щелкал семечки, выплевывая шелуху в мусорный бачок.
Я не выдержал и подошел к нему.
- А-а-а! Порядок в головах? - разулыбался он. - Я еще вот кое-что недавно услышал, собираемся с ребятами на проходной завода крупными буквами написать...
- Ну-ка, ну-ка...
- Не надо бороться за чистоту, надо подметать! - провозгласил он.
Стеценко ткнул меня в бок, а Тревельян удивленно хмыкнул.
По противоположной стороне улице маршировал взвод пехотинцев. В нашем, родном 'хаки'! Одна из девочек, игравших неподалеку, вдруг прекратила прыгать, сорвала с клумбы цветок и, подбежав к офицеру, шагающему впереди взвода, что-то ему сказала. Офицер, усатый, потертый жизнью мужчина с седыми висками опустился на одно колено, с благодарностью взял цветок и вставил его в петлицу мундира.
- Р-равнение на-а-а... - солдаты слаженно отсалютовали по-имперски, открытой ладонью у виска, и, чеканя шаг и пряча улыбки, парадным строем двинулись мимо замершей в восхищении девочки.