Симптомы, как сообщают те же газетчики, не такие уж и необычные: человеком овладевает сонливость, апатия, он с трудом борется с вялостью, а при удобном случае старается отыскать укромное место и вздремнуть.
Вообще-то это типичное поведение офисного планктона, который без всяких эпидемий старается увильнуть от работы и вздремнуть в ожидании конца рабочего дня. Пока нет ни температуры, ни рвоты, ни даже диареи, считать такое поведение эпидемией как-то рановато.
Возможно, сезонная аллергия на массовое цветение каких-то местных трав или кустарника. Наверняка такое бывало и раньше, но в одном месте война, в другом – крушение лайнера с пассажирами, то кто обратит внимание на такую мелочь, а сейчас уже с неделю странно тихие дни, никто нигде не взорвал самый пустяковый автобус с туристами из Штатов, а как газетчикам жить без сенсаций?..
Глава 3
У себя в лаборатории я вошел в сеть и в ту же секунду на другом конце Москвы оказался в моем отделе, который отделом называю, как мне кажется только я, а все остальные – Центром стратегических рисков, хотя полное название еще более длинное, мы создавались не для рисков, а для их предотвращения.
Некоторое время с теплом в душе наблюдал, как кто работает. Ну какие же молодцы, хотя, с точки зрения обывателя, кто малость, а кто и не малость прибацанные. Как и я, кстати.
Я переключил экраны на себя, все сразу подняли головы, Данко среагировал первым:
– Шеф!.. Вы как явление Христа народу!.. Все реже и реже…
– Буду чаще, – пообещал я. – Скоро.
– А в реале?
– Тоже скоро, – пообещал я. – Мы же дикари пока что, верно? Так что подъеду на днях. Хотя вообще-то я и сейчас с вами… Что ты с утра мусолишь ту статью? Что-то серьезное?
Данко сказал с завистью:
– Люди делом занимаются!.. Эта миниатюризация вот-вот обернется взрывом… А что мы?
– Чистим авгиевы конюшни, – ответил Ивар со своего места.
– Если не почистим, – добавил Гаврош, – это дерьмо, как элегантно говорит шеф, нас затопит. Шеф?
Он оглянулся на меня за поддержкой. Я ответил без охоты:
– Я сам демократ и сторонник мягких методов. И строгой законности. Но мы прижаты к стене сроками.
Данко заметил весело, но тревожно:
– Хайтек не мчится, а уже летит!
– Вот-вот, – подтвердил я. – Потому выжигаем все, не рассматривая, кто виноват меньше, кто больше. Иначе погибнем и мы, и весь мир. Напоминаю, разрабатывайте жесткие решения, на гуманизм не оглядывайтесь.
Оксана сказала с таким сочувствием, что меня буквально обдало волной тепла:
– Шеф, ну что вы все оправдываетесь?.. Все понимают, другого выхода просто нет.
Ивар добавил с кривой усмешкой:
– Но подтверждение не мешает. Надежнее. Мы же привыкли отчитываться за каждый вздох, за любое шевеление… Это комиссии задолбали!
– Все комиссии на время чрезвычайного положения упразднены, – заверил я. – Во всяком случае, в нашем случае. Я за это дрался, как лев. Дикий лев.
– Военное положение? – спросил Данко с надеждой.
– Типа того, – согласился я. – На период, пока не подавим угрозы человечеству. Простых бандитов пусть ловит полиция. И расследует убийства на почве семейных ссор…
– А мы типа международная?
– С чрезвычайными полномочиями, – напомнил я. – Чрезвычайный Комитет.
– ЧК?
– Да, – ответил я. – То старое ЧК, которое создал Ленин, спасло молодую Россию, а это международное призвано спасти мир.
Данко сказал с намеком:
– И право имеем действовать так же решительно и быстро. Даже еще решительнее. Спасти мир… это даже больше, чем спасти Россию. Так, шеф?
В его голосе кроме легкой издевки я уловил и надежду, что да, могу изменить эту неправильность, когда во главе государств стоят не умные, а сильные и напористые.
– Все изменится, – пообещал я. – Очень скоро. Спинным мозгом чувствую ветер перемен. Либо изменится, либо погибнем. Все.
– Скорее бы, шеф, эти перемены…
– Скоро, – повторил я. – Это витает… Как ощущение страшной грозы, после которой наступит новый безопасный мир.
Улыбнувшись им во все тридцать два, из них четыре уже имплантата, я переключил на защищенный канал, хотя у меня все защищенные, но этот подчеркнуто защищенный, чтобы видели и на той стороне.
На экране появилось крупное костистое лицо мужчины с квадратной челюстью и упрятанными под мощные надбровные дуги глазами.
– Дуайт, – сказал я, – не разбудил? Америке пора перейти на московский часовой пояс, наши страны сразу подружатся.
– Привет, Влад, – ответил он. – Конгресс будет за, но сенат против. А простой народ в бешенстве потребует начать войну.