Может быть, с надеждой думала Карен, Рут сохранила что-нибудь из одежды, которую она или ее сестра оставили здесь, — большие рубашки или платья. Рут всегда смеялась над Патриком за то, что он никогда ничего не выбрасывал, сама же она действовала так же. Карен вспомнила, как однажды она помогала Рут относить вещи на чердак. Она никогда еще не видела, чтобы чердак содержался в такой чистоте, почти без пыли, аккуратно убранный, пахнущий хвоей и нафталином.
В любом случае на это стоило посмотреть. Ей больше ничего не оставалось. Сунув ноги в истершиеся сандалии, руки — в карманы вылинявшего хлопчатобумажного халата, она стала подниматься по лестнице.
Джули опаздывала. Должно быть, дела идут хорошо, подумала Карен, кроша зелень и овощи. Было уже почти шесть часов, когда она услышала звонок в дверь и поспешила открыть, так как Джули просто держала кнопку, не отпуская ее.
Карен открыла дверь и отступила, пропуская гостью, Джули устремилась в дом, как бык на ринг. Она прошла прямо на кухню, бросая через плечо:
— Что так долго? На улице такая жарища, я думала, умру. Я вынуждена была идти на М-стрит за гамбургерами...
— Да, целых два квартала, — язвительно заметила Карен, следуя за Джули.
— Так, мне нужно выпить. Где джин и лед?
— Садись, я тебе сейчас сделаю. Джин с тоником?
— Да, — Джули бросила пакеты на стол и упала в кресло. Ее рыжие волосы, подстриженные в хаотическом беспорядке, как у популярных рок-звезд, торчали в разные стороны несгибаемыми проволочками, слипшимися от пота и спрея для волос. На ней была блузка с открытыми плечами и хлопчатобумажная юбка; ряды пластмассовых бус образовывали нечто, наподобие кирасы вокруг ее шеи, а когда она поднимала руку, чтобы стереть потекшую с бровей краску, браслеты на руке звенели и щелкали. Ее экипировка выглядела бы по-идиотски на большинстве женщин, особенно украшения. Но это странным образом шло острым, лисьим чертам лица и приземистой фигуре Джули. «Я выгляжу, как жирная лиса», — как-то заметила она, и, хотя Карен вежливо протестовала, в этом признании была доля правды.
Карен предложила стакан с позвякивавшими в нем кусочками льда. Джули взяла его; потом глаза ее сузились, и она стала пристально изучать Карен, как будто видела ее впервые.
— Так, так. Вот уж не думала, что такие шикарные модели уже достигли среднего запада.
Карен неловко пригладила подол своего платья. Оно было из желтого, выцветшего до нежно-кремового оттенка батиста с мелкими брызгами оранжевых цветочков. Глубокая кружевная гофрированная оборка красиво обрамляла шею и гармонировала с кружевными оборками коротких рукавов.
— Я нашла это на чердаке. Должно быть, оно принадлежало кузине Хэтти. Она была полной женщиной, хотя значительно ниже меня.
— Мне показалось, я почувствовала запах нафталина, — Джули внимательно рассматривала свободно ниспадающие складки платья, его край, едва прикрывающий колени Карен.
— В начале тридцатых они носили длинные платья. Так ты говоришь, на чердаке?
Налив себе чистый тоник со льдом, Карен села. Она никогда не увлекалась спиртным и сейчас не собиралась этого делать.
— Не хитри, Джули, у тебя это плохо получается. Я знаю, ты готова умереть, чтобы попасть на чердак тети Рут.
— Я готова прибить кого-нибудь за возможность попасть туда, — сказала Джули холодно. — Найти нужный товар — одна из величайших проблем в антикварном бизнесе сегодня. Все хорошие вещи давно куплены, просто нечем торговать; каждая маленькая старая леди где-нибудь в провинции знает, что весь ее ненужный старый хлам стоит денег.
— Ты уже говорила мне это сотни раз, — сказала Карен, потягивая напиток. — Именно поэтому ты и взяла меня на работу, не так ли? Ты уже положила глаз на чердак тети Рут.
— На ее и на кое-чей еще.
— К примеру, на миссис МакДугал?
— Она тебе почти что бабушка, не так ли?
— Мы с ней не являемся родственниками. Она — мать Пат, а он, в свою очередь, всего лишь муж моей тетушки.
— Но у него нет своих детей. И я уверена, он думает о тебе и о твоей сестре как о своих собственных детях.
Джули пыталась выглядеть сентиментальной, но безуспешно. Ее зеленые глаза смотрели холодно и расчетливо, как у мелочного торгаша. Карен не отвечала. Делая вид, что она не заметила недовольства Карен, Джули продолжала:
— Старая леди — это здешняя легенда. Члены ее семьи были коренными джорджтаунцами, и она вышла замуж за большие деньги. Это замужество считали тогда мезальянсом. Джексон МакДугал относился к категории магнатов-грабителей. Миллионер, который сделал себя сам и у которого не было ни культуры, ни принадлежности к классу. Но его миллионы компенсировали отсутствие манер.
— Миссис МакДугал не вышла бы замуж за деньги, — сказала Карен непреклонно. — Она очень любила своего мужа.
— Я бы его тоже очень любила. Страстно! Она была самой влиятельной женщиной в Вашингтоне в течение сорока лет. И она знала, как распорядиться деньгами Джексона. Ее дом — настоящий музей! Я там была однажды, на благотворительной экскурсии. Сколько ей лет? Сто?
— Около девяноста. Джули, ты не просто сплетница, ты — вампир. Ты, наверное, сидишь и молишься, чтобы люди скорее умирали, чтобы ты могла купить их антиквариат?
— Ну так, дорогуша, они могут взять все это с собой? Не могут, не так ли? Я слышала, что она собирается продать дом, избавиться от большинства своих вещей и уехать в частную лечебницу. Ценные антикварные вещи, безусловно, попадут на аукцион «Кристи» или «Сотби». У меня нет таких денег, чтобы купить коллекцию, подобную этой, даже если бы я сумела туда проникнуть. Но даже тот хлам, что останется, сделает меня богатой. В свое время она была одной из самых модных женщин в городе. Держу пари, у нее был свой модельер платьев и шляпок и аксессуаров...
— Я думала, ты не имеешь дела с модной одеждой, — сказала Карен и добавила язвительно: — Мы бы не отстали так у нас там, на нашем отчаянно скучном среднем западе. Я знаю, что старая одежда сейчас в моде, а точнее, ее коллекционируют. Но я бы ни за что не стала носить подобные вещи...
— Но это как раз то, что ты сейчас делаешь, — сказала Джули, указывая на ее платье. — Выглядит это на тебе очень славно. И наверняка очень удобно, не так ли?
— Да, но...
— А что «но»? Я не занимаюсь специально модой, но буду заниматься, если будут покупать эти вещи. — Джули наклонилась через стол и потрогала кружевную оборку. — Оно в великолепном состоянии. Я бы могла выручить за него... скажем, семьдесят пять.
— Семьдесят пять долларов за это?
— А ты что думала? Может быть, и больше. Это ходовой размер. Большинство старых вещей шили для эдаких Скарлетт О'Хара, с талией в двадцать дюймов. Сколько еще подобных вещей хранится у твоей тетушки?
— Кучи коробок и сумок.
Джули вскочила на ноги, глаза ее блестели алчностью.
— Покажи, покажи!
— Я покажу, но только расстрою тебя. Рут не собирается продавать свои вещи.
— Но ты можешь попросить ее.
Карен попыталась сменить тему разговора:
— Почему бы нам не переместиться в гостиную, как настоящим леди? Я тебе налью еще...
— Я ненавижу гостиную, — сказала Джули.
— Почему? — с любопытством спросила Карен.
— Это чертовски официально. Я даже не могу положить ноги на кофейный столик.
— Да. Конечно, не можешь. Я поклялась, что верну вещи Рут в том же состоянии, как и получила их.
— Не беспокойся. Я слишком уважаю антиквариат, чтобы обращаться с ним неосторожно. Вот почему я предпочитаю сидеть на кухне. — Джули залпом выпила напиток. — Пойдем на чердак.
Карен очень скоро пожалела о своем беспечном предложении. Ее надежда на то, что дружба была одной из причин, по которой Джули хотела продолжить их знакомство, выглядела все более и более безнадежной при виде алчного выражения ее лица.
Один конец длинной комнаты был заставлен мебелью, принадлежавшей по большей части Пату. У него был собственный дом до того, как он женился и переехал жить к Рут. Карен только сейчас поняла, что почти все предметы мебели первоначально принадлежали его матери. Карен вынуждена была буквально оттаскивать Джули от столовых стульев, расшитых вручную.