— Брок, только ты считаешь разбросанные вещи концом света, — возразил Роджерс. Конец света, ну надо же.
— Мы готовы понести наказание, — сладко пообещал Барнс, как всегда говоря за обоих — себя и Роджерса. Хреновы парные мечи. Роджерс ожидаемо нахмурился, но кивнул. Барнс прижался сзади, как всегда готовый перевести все в горизонтальную плоскость, решать проблемы еблей он любил и, чего уж греха таить, умел.
Желание разрушить все к черту, вытурить обеих наглых свиней из своей жизни, отмыть все вокруг до скрипа и напиться вдруг тесно переплелось с накатившим возбуждением, и стало понятно, что любовники для него важнее душевного равновесия и привычки к порядку.
— Наказание, — протянул он, с удовольствием ощущая задницей стояк Барнса. — Это мысль. Гостевую тоже засрали?
— Даже не заходили туда, — промурлыкал Баки Броку на ухо, обнимая металлической рукой поперек живота, а живой принимаясь поглаживать заинтересованный в происходящем член Брока через форменные штаны. — Давай же, детка, накажи нас.
Роджерс не любил игры в постели, это было единственным их с Барнсом разногласием в ебле, но стоило Броку вопросительно изогнуть бровь, спрашивая, готов ли он сегодня отступить от привычного сценария и “понести наказание”, Роджерс закатил глаза и, наконец дозвонившись в клининговую службу, вышел из комнаты, чтобы уже начать заглаживать их с Барнсом вину.
— Тебе не понравится, — предупредил Брок.
— Сегодня будет так, как ты захочешь. К тому же это наказание, верно? Мы испортили детке настроение, — он идеально правильно сжал его член и так же вкрадчиво продолжил: — мы готовы его поднять.
— И Роджерс?
— Конечно. Мы виноваты. Совершенно не хочется себя контролировать еще и дома.
— А через завалы перебираться, как через противотанковые рвы?
— Ч-ш-ш, давай потом?
Роджерс вернулся, осмотрел “театр боевых действий”, в который они с Барнсом превратили дом за неполные трое суток, и сообщил:
— Ужин будет через двадцать минут, клининговая приедет через полчаса. Отель или гостевая?
Брок уже не хотел никуда ехать: садиться в машину, искать отель, оформляться, пытаться устроиться на чужой неудобной кровати. Взгляд его упал на прекрасную серебряную расческу-щетку, воткнутую в груду беспорядочно сваленных на диване подушек, как флагшток. Подарок Романовой длиннопатлому Барнсу вдруг заиграл для Брока новыми гранями. Особенно его тыльная сторона. Идеально рельефная, покрытая сложным литым узором из листиков и цветочков.
Узором, который отлично будет смотреться в негативе на жопе Барнса. И Роджерса. От мысли о том, как сладко будет пороть этих двоих, расцвечивая идеальные задницы красными отпечатками ладони и щетки, у Брока тяжело потянуло в паху, наконец-то окончательно переплавляя ярость в возбуждение. Они ему позволят. Как он позволяет им превращать его жизнь в хаос.
— В гостевую, — хрипло приказал Брок. — К тому времени, как я выйду из душа, вы оба — голые, жопами вверх в коленно-локтевой. Живо.
Барнс хмыкнул ему в ухо, быстро коснулся губами шеи и исчез — с ним всегда проблем было в разы меньше, он легко перестраивался, подхватывал любой эксперимент и был отходчивым. В отличие от Брока и не готового признавать свою вину Роджерса.
Кстати о Роджерсе. Тот не спешил выполнять распоряжение. Стоял, засунув руки в карманы, и странно на него смотрел.
— Так не может больше продолжаться, — наконец, выдал он, наблюдая за тем, как Брок стягивает через голову лонгслив и с отвращением скидывает с дивана подушки, скомканный плед, пустую пачку из-под чипсов и коробку от пиццы. — Ты нервничаешь.
— По пустякам, да?
— Нет, — неожиданно мягко ответил Роджерс. — Просто в этом мы разные. Надо кардинально что-то менять.
— Либо ситуацию, либо отношение к ней? — спросил Брок, окидывая его взглядом. Роджерс был хорош. Так хорош, что Брок вот уже полгода разгребал за ним дерьмо, почти не жалуясь. Почти. Влюбленный идиот с ограниченным запасом терпения — вот он кто. — Я староват для того, чтобы вдруг полюбить наступать чистой пяткой в свежее дерьмо.
— Ты утрируешь.
— Ну вот на пол вы еще не гадите, а так — полный комплект. Будто у меня не любовники, а трехмесячные щенки. И то щенки не изведут столько посуды. Неужели сложно…
— Я решу этот вопрос, — Роджерс отлепился, наконец, от дверного косяка и подошел ближе. Взял лицо Брока в свои огромные ладони и медленно, чувственно поцеловал. — Прости. Мы правда ждали тебя завтра к вечеру.
Броку захотелось в который раз плюнуть на свои закидоны с этой чертовой чистотой и дать Роджерсу прямо на залитом колой диване, позволить вытрахать из себя усталость, голод и раздражение.
— Сегодня у меня другие планы, — отстранившись, ответил Брок. — Инструкции прежние — жопой вверх вместе с Барнсом. Будешь паинькой, и тебе даже понравится.
— Буду, — Роджерс наконец знакомо, очень по-барнсовски ухмыльнулся и еще раз его поцеловал. — Будешь бить?
— Пороть, — поправил его Брок. — Может, через задницы до вас дойдет разница между домом и хлевом.
— Сомневаюсь, — снова ухмыльнулся Стив, — но чего бы не попробовать, если тебе это доставит удовольствие?
— Доставит, — заверил его Брок.
— Разрешите приступать?
— Приступайте.
Горячая вода смыла остатки ярости, и теперь внутри плескалось лишь предвкушение. Горячий, немного извращенный интерес — как все будет? Похожие чувства Брок испытывал, когда первый раз собирался прыгнуть в койку сразу к двоим суперсолдатам, наплевав на инстинкт самосохранения и шепотки за спиной. На чужое мнение ему всегда было, что положить, а инстинкт он научился затыкать еще в Ираке, так что…
С удовольствием вытершись чистым (неужели в доме осталось хоть что-то чистое?) полотенцем, Брок укоротил триммером щетину, почистил зубы и, решив, что красоту ничем не испортить, прихватил подарок Романовой и отправился в спальню.
Вид впечатлял.
Только наткнувшись взглядом на две по-разному идеальные — каждая по-своему прекрасные задницы неразлучников, он понял, что в данный конкретный момент порядок, как во всем мире, так и за дверью этой спальни, волнует его меньше всего на свете.
А еще — что не верил, что Роджерс будет вот так стоять, даже после того, как тот произнес “Разрешите исполнять?” весьма многообещающим тоном.