— Хорошие мальчики, — одобрил Брок. — Когда стоите без штанов, молчите и не создаете хаос в отдельно взятом доме.
Барнс покрутил задницей и попытался оглянуться через плечо, но Брок шлепнул его, пока ладонью.
— Не крутись. Вопрос. Пороть от души или для виду?
— Для удовольствия, — хмыкнул Барнс. — В первую очередь — для твоего. Разойдешься — на нас заживет.
У Брока внутри неприятно дернуло, как будто сердце сжала крепкая рука. Они на полном серьезе ждали, что он будет срывать на них зло.
— Будет приятно. И возможно не только мне.
Брок скинул полотенце и натянул штаны Баки. Потом медленно погладил идеальную задницу Стива, молочно-белую, мраморно-твердую и в то же время — горячую. Потрогал нежный розовый вход, от вида которого у него внутри все сладко, предвкушающе перевернулось. Барнс, устроив лохматую башку на покрывале, смотрел на него снизу вверх, быстро, жадно облизывая губы. Его толстый тяжелый член покачивался между бедер, упруго подскакивая к напряженному животу. Баки это все нравилось.
Со Стивом всегда было сложнее. В койке тот был, скорее обжорой, чем гурманом, в какой-то мере консерватором, до конца раскрывающимся только в абсолютной безопасности наглухо закрытой спальни. Раскачать Стива на какое-то сумасшествие было сложно, да и хотелось далеко не всегда, так что сегодня Брок был удивлен, что он так легко согласился на глупое “наказание”, не став даже спорить.
— Ну что, кто все это разбросал? — спросил Брок, с удовольствием поглаживая твердые мышцы. — Ты или Баки?
— Брок, — Стив повернул к нему порозовевшее лицо и ухмыльнулся. — Обязательно все эти “Папочка, я так больше не буду?” Актер из меня никудышный, ты ж знаешь. А смех собьет тебе настрой.
— Я все раскидал, — покрутив задом, “признался” Баки, как всегда вызывая огонь на себя. — Был очень плохим, колу пролил на твое любимое кресло, запихал пачку из-под чипсов под диванную подушку и посуду не мыл. Накажи меня.
— Покомандуй мне тут, — усмехнулся Брок и шлепнул Стива по заднице. — А ты куда смотрел? — спросил он у него.
— В телевизор. Бейсбол, — насмешливо отозвался Стив. — Без тебя. Решающий матч полуфинала.
Это был удар ниже пояса — все решающие игры они смотрели вместе.
— Он врет, — ухмыльнулся Баки. — Мы записали. Посмотрим… ну, как ты закончишь.
Брок хлопнул Стива еще раз, и тот нагло, уничижительно фыркнул, будто говоря: “и вот об этом мы уже полчаса треплемся?”.
Он намеренно нарывался, как и всегда. Оба его любовника были удивительно предсказуемыми, особенно когда дело касалось их двоих.
Брок снова погладил Роджерса по выставленному заду, чувствуя, что заводится. Так, как надо: горячо, но без злости. Что-то темное поднималось в нем, когда, проводя по крепкой спине Стива, он чувствовал под ладонью его мощные мышцы, когда схватил за волосы и потянул на себя, заставляя прогнуться в спине и запрокинуть голову. И Стив послушно прогнулся. Ни перед кем и никогда не прогибался, а вот под ним — да. И черт с ним, с бардаком.
Ладонь снова опустилась на твердую задницу, и Брок с восторгом увидел, как у Стива дрогнули ресницы, как он прикусил губу и сладко, длинно выдохнул. У него стояло. Ладный розовый член, идеально-пропорциональный, все еще девственно-сладкий на вкус, обильно тек на покрывало, задорно вздрагивая от каждого шлепка по идеальной заднице.
У Барнса потемнели глаза. Подернулись блядской поволокой, а искусанные губы раскраснелись, набухли, как спелые вишни. Хотелось занять чем-то этот блядский рот, и Брок, еще раз звучно хлопнув Стива по заднице, с оттягом, так, что ладонь стала горячей, а на бледной коже остался красный след, оттянул вниз штаны и, продолжая удерживать Стива за волосы, погладил отпечаток своей ладони, подул на него, а потом прижался членом.
— Блядь, — беззвучно выдохнул Баки. — Блядь-блядь-блядь.
Брок погладил Стива от напряженной шеи до копчика, снова с наслаждением коснулся сжавшегося входа и сплюнул на него, растер до влажного блеска, чувствуя, как Стив тихо выдыхает, но пока сдерживает стон, и снова огрел его от души, с силой впечатав ладонь в пылающую кожу.
Стив вздрогнул, мышцы его спины обрели рельеф, напряглись, перекатываясь, заставляя почти ослепнуть от возбуждения, и Брок ударил снова, с оттягом, по самой выпуклой вершине идеального холма, так, что по всей руке, до самого плеча, пошел гул.
Баки издал странный полустон-полурык и вдруг сцепил руки на пояснице, так отчаянно пытаясь не касаться своего члена, что его было почти жалко.
— Сладкий, — прохрипел Брок, скользя членом между ягодицами, — какой ты сладкий весь. Драл бы, не вынимая. Но пока не об этом, верно?
Он отпустил его волосы, но Стив остался стоять на вытянутых руках, все так же по-блядски прогнувшись, развернув полыхающие ягодицы, будто нарочно показывая блестевшую от слюны дырку. Только голову опустил, пряча пылающее лицо.
— Наконец-то тебе стыдно, — хмыкнул Брок. — Пусть и не за то, за что нужно. Всего, что в койке приносит удовольствие, стыдиться глупо, — наклонившись, он длинно лизнул горячий красный след на идеальном полужопии, подул на влажную дорожку от своего языка и с удовольствием прижался губами к обожаемой заднице, заставив, наконец, Стива вскрикнуть и застонать сквозь зубы. — Все будет, — пообещал ему Брок, и, собрав натекшую на покрывало смазку, растер ее по входу, намерено чуть растягивая его пальцами, дразня. — Терпение.
Когда он отошел к ерзавшему Баки, Стив упал грудью на кровать и повернул к ним пылающее лицо, на котором ясно читалось выражение “мне пофиг, кто что об этом думает”.
Баки потянулся к нему, не расцепляя рук, лизнул в пылающую щеку, в ухо, в уголок губ и, отстранившись, нагло подмигнул.
— Не вижу раскаяния, — ухмыльнулся Брок, похлопывая, разогревая его задницу. Баки точно заслуживал порки щеткой, недолгой, но интенсивной.
— Заставь меня, — нагло заявил этот щенок и “покрутил хвостом”. — Папочка.
Роджерс фыркнул, но позы не поменял.
— А как же, дитятко, — Брок с оттягом огрел его по круглой, контрастно загорелой жопе и оскалился, когда “дитятко” ойкнуло, задрожав ресницами. — Заставлю.
Брок одновременно успокаивающе поглаживал Баки по спине и с оттягом, звонко хлопал его по заду, вполсилы, только подготавливая. Задница становилась смугло-розовой, насыщенного, ровного цвета, будто после русской бани. Баки стонал в голос, комкая покрывало, играя литыми мышцами на спине. Его аккуратные ямочки на пояснице, по которым они с Роджерсом дружно сходили с ума, стали будто еще глубже, пальцы на ногах поджались, а член упорно стоял, лениво истекая смазкой, подрагивая при каждом шлепке от удовольствия.