Выбрать главу

– Может и быть! – кивнула ему в ответ Назгуль, тоже всматриваясь в нескончаемый горизонт. – Меня больше всего удивляет, как они жили зимой в юрте, в которой надо было постоянно поддерживать огонь и домашний очаг в холод. Как они без благ цивилизации обходились? – с интересом спросила она у Алибека.

– А ты бы согласилась жить в юрте сейчас? Отказаться от горячей воды и ванны, с удобствами на улице? – вопросом на вопрос спросил Алибек.

– Не знаю даже, Алибек! Хотя говорят, что и с милым и рай в шалаше может показаться! – улыбнувшись, ответила она.

– А я ради эксперимента не против был бы пожить в юрте некоторое время зимой! Летом в юности в летний зной я помню внутри юрты было так прохладно, что из неё выходить не хотелось даже! – сказал он, вспоминая те моменты из прошлого, когда в студенческом отряде проходил сельхозпрактику на поле.

– Ну, летом немного комфортнее ведь и легче, чем зимой. Зимой ведь надо постоянно отапливать жилище, и для этого надо было ещё и дрова находить где-то, когда вокруг тут ни одного дерева-то и не видно! – никак не угонималась Назгуль, поддевая Алибека.

– Да! Зимой я и не пробовал жить в юрте! – усмехнулся Алибек, представляя наяву, как бы это выглядело в реальной жизни.

Смотря в окно Алибек вдруг начал читать негромко стихи, чтобы его только слышала лишь Назгуль:

– Я – казах!

Горечь жизни вкусил я с пелёнок.

Умирал и рождался я тысячу раз.

Я смеялся – и свет возникал из потёмок.

Плакал – слёзы лились и у солнца из глаз.

Я – бессмертное сердце, в котором

Как дитя – в материнской утробе родной,

Вся со всем необъятным простором

Умещается степь и становится мной.

Я – джигит, испытавший немало на свете,

Дерзко взгляд устремляющий на облака,

И ребёнок, чей облик неведеньем светел,

В колыбели, к которой склонились века.

Я – казах

Чья душа – чистый образ невесты,

Той, покорной и тихой, чьи сладки уста,

Что умела любить и с мужчиною вместе,

Если надо, могла наточить ай-балта.

Я родился таким. Но потомок кого?

Плоть кайсаков? Иль гунна я отпрыск прямой?

Может я порождение солнца живое?

Нет, рабом был предтеча неведомый мной.

Всё, бедняк, добывал он своими руками.

Мне оставил он песен премудрый завет.

От него мой характер – как камень на камень.

А морщины мои – то слёзы его бег.

В жарких битвах в степи города погибли,

Так, как падают люди в священном бою.

По крупицам потомки теперь откопали

Их, легендами степь одаривших землю.

Воскресили полынью поросшие горы,

Дорогие преданья седой старины,

Позабытые войны, былые походы,

Все невзгоды и радости отчей страны.

Как только он закончил читать стихотворение, Назгуль тихо похлопала в ладони и произнесла:

– Это же стихотворение Жубана Молдагалиева «Мен казакпын». Первый раз услышала его от тебя на русском языке. Сам переводил, Алибек?

– Нет, конечно! Я прочитал его ещё в 90-х годах в одной из газет, выучил и запомнил наизусть! – ответил скромно Алибек.

– Очень хороший и оригинальный перевод! Мне очень понравился этот стих в твоём исполнении! – похвалила его с улыбкой в лице Назгуль.

Сказав это, она положила ему на плечо свою правую руку в знак одобрения.

Алибек от неожиданности даже чуть язык не проглотил, и ему стало очень приятно от этого.

Мимо окна поезда мелькали то тут, то там маленькие стада баранов и коров, иногда и в одиночку бредущие лошади, связанные путами у основания копыт, чтобы далеко не могли убежать от хозяев. На горизонте к югу виднелась лесополоса, посаженная вдоль берега от протекающей в степи реки Урал. Время уже близилось к обеду и Алибек уже начал ощущать голод в животе.

Оставив на некоторое время в проходе Назгуль, Алибек зашёл к себе в купе, откуда доносились громкие голоса его попутчиков, закрывших дверь купе. Предварительно постучав по двери, Алибек приоткрыл дверь и ему сразу же в нос ударил запах перегара от спиртного и пропахнувшее им маленькое пространство купе. Все трое его попутчиков уже были изрядно пьяны и разгорячены, обсуждая что-то между собой на повышенных тонах. На столе стояла уже открытая вторая, а может быть и третья выпитая ими бутылка водки.

При виде Алибека они все на некоторое время притихли, но Алибек долго не задерживаясь взяв со второй полки сумочку с мыльным набором и полотенце, сразу же вышел из купе. Назгуль также стояла в проходе, и подойдя к ней, Алибек обратился к ней:

– Назгуль, ты не против будешь, если я с вами пообедаю в вашем купе, а то у себя поесть у меня наверное не получится!»

– Да, конечно, Алибек! Пока у нас все спят в купе, мы можем вдвоём пообедать, – с радостью ответила она.