А на земле, не раз уже сиротевшей, — то раскулачивали крепкие личные хозяйства, то банкротили и распродавали хозяйства коллективные — на земле этой северной все еще много разноцветья и разнотравья красоты природной, но мощной рукой хаоса разметало человеческий труд — работать на земле стало не модно, не выгодно, не престижно.
Крестьянский мир за XX век весь «высосан» городом. Само исчезновение из лексикона последних двух десятилетий слов «труд» и «крестьянин» не просто симптоматично, но вопиет о ситуации, которая чревата откровенной новизной, масштабным разрывом с традицией. Хочется найти неотразимые аргументы для утверждений, что человек не ушел с земли, что между крестьянином и землей все еще существует «диалог» и трудовая связь, что наши северные просторы не останутся только добычей городских «охотников» за чистыми воздухом и водой, да иноземных ловцов «русской красоты».
И я нашла такие аргументы в деятельной жизни Олега Львовича Подморина — хозяина единственного крупного крестьянского хозяйства в Кирилловском районе Вологодчины. Быть может это то самое «новое», что имеет перспективу и честь стать основой трудовой жизни на нашей земле?
Но вначале коротко расскажу о Кирилловском районе. Древний и всё еще населенный, он исторически входил в летописное Белозерье, то есть непосредственно примыкал к одному из земельных форпостов Русского государства на северо-западе Европейской равнины. Славился и до сей поры прекрасен своей природой — многочисленными озерами, лесами, реками… На его территории по этой причине организован национальный заповедный парк «Русский Север» с уникальной флорой и фауной.
Но гораздо большую известность Кирилловский район получил, как центр Северной Фиваиды, монашеской земли, наподобие египетской пустыни, где селились первые пустынники и анахореты. В самом Кириллове расположена, так называемая, северная Лавра — монастырь чудотворца Кирилла Белозерского, рядом в Ферапонтово — обитель преподобного Ферапонта Белозерского, в семи километрах на реке Шексне — знаменитый Горицкий женский монастырь, а по дороге в древний город Белозерск (основан в IX веке) можно посетить легендарную пустынь Нила Сорского. Все они являются памятниками мирового значения, и в трех из них начинает теплиться монашеская и церковная жизнь.
Поэтому приток туристов и паломников сюда огромен — до 300 тысяч в год. В основном, правда, едут сюда из-за заграницы, на теплоходах добираются по Волго-Балту до Горицкой пристани, а там на автобусах быстро доезжают до Кириллова и Ферапонтова. Происходит как бы короткий марш-бросок французских фермеров и немецких бюргеров, шумных итальянских провинциалов и дисциплинированных японцев из комфортабельных теплоходных кают в весьма отсталую с бытовой точки зрения «рашен лайф», с которой праздные иностранцы, правда, особо и не соприкасаются.
Поэтому кирилловские власти постоянно строят наполеоновские планы вовлечения немногочисленного местного населения в туристическую индустрию, развития соответствующей инфраструктуры, постройки гостиниц, трактиров, музеев и т. п. Но из-за отсутствия элементарных финансовых средств все эти прожекты постоянно откладываются до лучших времен.
Между тем кирилловское крестьянство живет своей традиционной патриархальной жизнью. Здесь также мало что изменилось за тысячу лет, за многие века развития хлебопашества и молочно-животноводческой специализации. Будучи всегда свободным (относительно, конечно, свободным, но считавшимся черносошным, то есть государственным и монастырским, приписанным к монашеским обителям), кирилловское крестьянство всегда отличалось трудолюбием и предприимчивостью.
Эти качества основательно были подорваны коллективизацией и особенно Великой Отечественной войной — справных хозяев раскулачили и сослали в гиблые края, а многие кирилловские мужики с фронта не вернулись.
Трагическую сторону жизни крестьянина в XX веке Олег Подморин знает не по книгам. Род по отцу начинался с архангелогородцев-беломорцев — отсюда и фамилия: под морем они жили. Деды и прадеды по материнской линии трудились на реке Кокшеньге в Тарногском районе Вологодчины, некогда славившейся хлеборобными традициями (Кокшеньга была второй житницей Московского государства после Нижнего Новгорода). До революции имелось у Подмориных три мельницы, тридцать коров… Большая семья справлялись с хозяйством своим трудом — наемных работников не брали. Перед лихой революционной годиной прадед выстроил в Тарноге трехэтажный дом, стародавний уклад соединил с «культурностью». Олег еще помнит венские стулья и зеркала своего крестьянского прадеда, выбившегося в купцы. А потом, после революции, все было, как у всех «зажиточных»: дом отобрали, семью выслали на Урал, и она вернулась оттуда с жестокими потерями — не досчиталась восьми человек.