— Можно какую-нибудь вещь ребёнка?
Телохранитель тут же вытащил из кармана фотографию, телефон, положил на стол и снова отступил. Я тоже не стала задерживаться у стола — взяла вещи, мельком глянула на карту, где особо выделялся красный кружок, и тоже отступила. Вообще, в другое время я бы посмеялась над нашим поведением. Мужчины боятся, чтобы я чего не услышала в их головах, а я ещё больше боюсь узнать их мрачные тайны.
Встав у окна, закрыла глаза и попыталась настроиться, но ничего не получалось. В голову лезло что угодно, но только не то, что нужно. И только когда я догадалась представить мальчика и несколько раз повторила «Больно, страшно», у меня что-то получилось. Было, как и рассказал телохранитель — подлетела машина, в его спутника несколько раз выстрелили и тот упал весь в крови. Мальчика запихнули в машину и повезли. Я смотрела вслед машине, потом постаралась не отстать от неё. Поворачиваясь с закрытыми глазами, начала описывать.
— Проехали два квартала, повернули налево. Долго едем по широкому проспекту, проехали стадион, затем какой-то парк.
Я повторяла все движения машины, бормоча про особые приметы, которые успевала заметить. В конце концов мальчика привезли в старую пятиэтажку. Замирая от ужаса, что придётся увидеть страшное, немного прокрутила события вперёд, осмотрелась, затем открыла глаза.
— Мальчик жив. Его приковали цепочкой, но он жив. Четвёртый этаж, квартира направо, дальняя комната. В зале двое охранников, но они ничего не знают. Главный приедет в три часа — неожиданно закончила я.
На хозяина было страшно смотреть. Даже до меня доносился скрежет его зубов. Повернувшись к телохранителю, он почти ласково произнёс
— Ты всё понял?!
Тот не отрывал взгляд от карты.
— Дом, подъезд, квартира известны. Если девчонка не ошиблась, то…
— Бери людей, не останавливайся ни перед чем, но я хочу видеть всех этих уродов живыми. У меня очень много вопросов…
Он резко встал.
— Поехали!
Оставшись одна, я даже чуть обиделась, что меня все бросили, но обо мне не забыли. Минут через десять служанка вкатила уставленный тарелками со всяким вкусностями сервировочный столик и целый час я наслаждалась маленькими кусочками неведомых доселе блюд. Потом устроилась на кровати и совершенно незаметно уснула.
Проснулась я от ощущения чужого взгляда. Сонно повернулась набок и увидела хозяина, придерживающего за плечи десятилетнего мальчишку, которого я видела на фотографии. Что-то не так?
Не успела я встать, как мальчишка вырвался из рук отца, подбежал ко мне и уткнувшись лицом в живот, обхватив меня руками. Я совершенно растерялась. Тельце подрагивало, и я непроизвольно стала поглаживать по волосам, стараясь успокоить. Потом пригляделась и вздрогнула — у мальчишки сквозь волосы проступали чёрные пятна. Не грязь, не кровь, нечто непонятное, но очень плохое. Уже более целенаправленно я попыталась убрать эти пятна, и тут же стряхивала их, чтобы они не пристали к моим пальцам. Самое удивительное, но мне это удавалось, а мальчик с каждым отброшенным пятном успокаивался всё больше. Отец стоял напряжённый, но не вмешивался. Когда головёшка очистилась, и я заглянула в глаза мальчику, он выглядел уже почти нормально. Уставший, испуганный, но в глазах появился интерес к жизни. Я ласково щёлкнула пальцем ему по носу.
— Жизнь-то налаживается! И впереди ещё столько хорошего и интересного!
Мальчик без всякой команды повернулся к отцу и улыбнулся. Надо было видеть лицо мужчины! Потрясение, недоверие, ещё что-то, и вроде несмелая благодарность. Я даже решила, что сегодняшний день, наверное, прожит мною не зря.
На следующий день ко мне явилась тётка лет сорока. Вообще, в этом доме со мной общались молча. Где я, кто все эти люди — никто объяснять не собирался. В принципе, меня это устраивало. Я не знаю их, они не знают меня. Сделаем своё дело и разбежимся. Вернее, своё я уже сделала.
Тётка оказалась гримёром. Посадила перед зеркалом на стене, долго рассматривала со всех сторон. А потом начала делать непонятные вещи. Для начала проредила мне волосы на висках. Потом долго их красила и делала что-то ещё. Зачем-то делала мне маленькие татуировки (во всяком случае, с полсотни раз тыкала иголкой в лицо). Затем измазала какой-то гадостью, напоминающей цветом и запахом отработанное машинное масло лицо, шею и руки.
Когда она подвела меня к зеркалу, я себя просто не узнала. Вместо девочки — одуванчика на меня смотрела поникшая тётка лет тридцати пяти. Чёрные волосы с седыми прядями, тёмная, обветренная кожа, трагические морщинки у глаз, опущенные складки у губ. Тёмные круги под глазами и тоскливый взгляд смертельно измученного человека. Невольно я поднесла руку к лицу, и изображение повторило движение.
— Неужели я такая навсегда?! — вырвалось у меня.
— Не бери в голову — довольно усмехнулась тётка — Постарайся пару недель не мыться с мылом и шампунями, а через месяц всё сойдёт и так — тетка внезапно стало серьёзной — свой у тебя только взгляд, и тут я не знаю, что тебе поможет и когда.
Потом был фотограф, который снял во всяких ракурсах для документов. Ещё несколько дней я просто спала и валялась на кровати, пытаясь представить себе своё будущее. Меня никто не беспокоил, хотя малейшее желание, типа поесть, выполнялось мгновенно.
Хозяин появился на четвёртый день. Не стал здороваться, не стал подходить. Уселся за столиком у дальней стены, поставил на стол средних размеров неприметную сумку.
— Здесь — он указал на сумку — пять лимонов деревянных, двести тысяч баксов, десять паспортов на все случаи жизни с проставленными визами, международные водительские права. Можешь уйти в любой момент, когда захочешь. Скажешь Толику, он отвезёт до ближайшей станции метро.
На мгновение он замолчал, и я уловила его сомнения. Но хозяин был экстрасенсом не хуже меня. Усмехнулся.
— Не напрягайся, один раз в жизни я могу позволить себе быть и честным.
Как только он ушёл, я не стала задерживаться ни минуты. Одежду мне уже приготовили, в сумке лежали ровненькие пачки денег. Больше меня здесь ничто не держало.
Толик всё выполнил беспрекословно. Отвёз в город и даже дверь машины открыл сам. Стараясь не оглядываться, я торопливо спустилась в метро, но сил у меня хватило проехать только одну остановку. Подсознательно я ожидала слежки, преследования и, заметив несколько пристальных взглядов в мою сторону, невольно потянулась к мыслям этих людей. Одно только не учла — я уже немного отвыкла от людей и от своей способности чувствовать их мысли. И когда на меня обрушилось месиво слов, мыслей, образов, мне стало физически плохо. В полуобморочном состоянии еле дошла до выхода и потом ещё с час сидела на одинокой лавочке в ближайшем скверике. На меня косились, но не трогали. А у меня была только одна мысль — общество людей больше не для меня. В большом городе спрятаться легче, но каждый день испытывать подобное?!
Дальше я решила действовать по плану. Зашла в супермаркет, и за полчаса полностью сменила одежду вплоть до трусиков (что-то мне слова про метки слежения засели в памяти). Бросила старую одежду в мусорную урну и почувствовала себя немного спокойнее. Сменила сумку на некое подобие авоськи. Теперь из того, что мне дали, у меня остались только деньги и паспорта, но выбрасывать их я пока не решилась. На ближайшей улице заметила «Приору» с надписью «Продаю» и через десять минут стала хозяйкой подержанной машины. Хорошо с новыми правилами! Никакого ГАИ, во всяком случае, пока не захочу поставить машину на учёт. А я этого никогда не захочу.
Пару часов я бессмысленно моталась по пустым улицам города, стараясь обнаружить возможную слежку. Смешно, конечно, такой пигалице как я, тягаться с серьёзными людьми, но попробовать-то для собственного спокойствия ведь можно?
Устав мотаться, зашла в кафешку, перекусила, настороженно вглядываясь во входящих. Ничего не обнаружив, всё-таки решила не рисковать. Вышла через чёрный ход, а через пару кварталов купила очередную машину и рванула в сторону границы. Деньги не играли никакой роли — их было много, и нужны они были только для одного — исчезнуть, спрятаться ото всех.