— Ну, вот видишь, Артем Николаевич! — Виноградов сделал жест в сторону Дениса. — А он еще упирается — не справлюсь… Прирожденный же политработник, воспитатель.
— Ну, так и говорить больше не о чем, — заключил Назаров. — Вот тебе документ на постой, отдохни, а завтра в это же время быть у меня.
3
На довольствие Денис был поставлен при штабе полка, жилье ему отводилось в расположении штаба. Ефрейтор Дергач поступил в его распоряжение в качестве ординарца.
Оформив себя и ефрейтора в отделе личного состава, Денис вышел из штаба и увидел поджидавшего его Макара. На выданный Назаровым «документ на постой» ефрейтор даже не взглянул. Оказывается, он уже отыскал пустующую хату, на которую никто раньше не позарился из-за выбитых окон и грязи. Макар заверил что в штабе полка у него есть приятели, и с их помощью хату он мигом оборудует.
— Ладно, — сказал Денис. — А я смотаюсь в наш дивизион, повидаюсь с ребятами.
Два дела беспокоили Чулкова. Подполковника Виноградова встревожило паническое настроение старшины Колесникова, недавно назначенного комсоргом дивизиона. Он заявил, что никогда из него не выйдет толкового комсомольского работника.
— Определите сами и доложите, — приказал замполит Чулкову.
…В дивизионе Чулкова встретили шумно. Ему жали руки, улыбались, расспрашивали сразу обо всем.
И вдруг Денис будто на стену налетел.
— На прежнюю должность, товарищ гвардии старший сержант? — уныло и все же с затаенной надеждой спросил Колесников. — Я тут, ей-богу, запыхался с этой работенкой. То «боевой листок», то папу убили — утешай, то корова подохла дома — сочиняй послание в колхоз или в райисполком, то членские взносы собирай, а деньги утеряны. Никто же им цены не знает.
Все это Колесников выпалил скороговоркой, с каким-то лихим сарказмом.
— И это все вам представляется пустячным занятием? — с недоумением спросил Чулков.
— То ли дело расчет. Все ясно, все четко, все, как по ниточке. За что меня отстранили? Сколько дней думаю, никак в толк не возьму.
— Вас не отстранили. Вам оказали честь.
Старшина взглянул на Чулкова с неподдельным изумлением, и у Дениса под ложечкой засосало от тоскливого чувства — кажется, обоснованной была тревога Виноградова.
— Да какая же это честь! — прорвало старшину. — А знаете ли вы, что значит поразить цель?
— А вы ее не видите, старшина. Стрельба идет и должна идти из-за укрытия.
— Правда, цели сразу не увидишь. Но что она поражена, узнаешь с телеграфной быстротой. А тут! Тьфу! Болтовня одна. Какому-то тыловому сукину сыну напишешь, а он тебя, гад, и ответом не удостоит. Что прикажешь с таким сделать?
— В райком, в обком написать. В газету. Мало ли имеется средств воспитания и воздействия?
— Может, конечно, и можно, но все это надо уметь.
— Нет, Колесников, надо хотеть. Не по обязанности, а по-человечески, по зову души. Вот ты мне скажи: велика у тебя семья?
Старшина пожал плечами.
— Три сестры и мать.
— А что с отцом?
— Погиб на фронте. — Колесников вздохнул. — У всех одна судьба.
— Нет, не у всех. Каждый человек — он сам по себе и все у него не так, как у всех. Нельзя людей под одну гребенку… Но я не об этом. Сестры старше или моложе тебя?
— Моложе, конечно.
— Учатся в школе?
— Да вы что, старший сержант! Все в колхозе. Обувки нет в школу-то.
— Странно. На работу обувка есть, а в школу нет? Ты свой аттестат им выслал?
— Зачем?! Что он им даст?!
— Ты же немало получаешь, если для села. За три-четыре месяца скопили бы в семье деньжонок, — вот тебе и обувка.
Лицо у старшины посветлело.
— А ты, пожалуй, прав.
— Подожди. Наверное, огородом кормятся?
— Правильно.
— Младшей и старшей сколько лет?
— Младшей одиннадцать, старшей — пятнадцать. А что?
— Старшая кончила семь классов? — Увидев отрицательный жест старшины, Денис продолжал: — А что если матери посоветуешь — пусть младшая и старшая дотянут хотя бы до семилетки, это же на всю жизнь им. Двое работают, а двое учатся. Но и они в свободное время будут помогать и по дому, и в колхозе. Убеди мать, она поймет. Я, наконец, могу написать председателю колхоза.
Старшина хлопал ресницами и молчал. Он думал, он весь был там, дома.
— Видишь, разве трудно так вот поговорить с человеком?
Старшина молчал.
— Ты поговори с ребятами в дивизионе, узнай, у кого что. Ладно?
— Ладно.
— Сам не сообразишь, ко мне приди. Тебе сколько лет?