Перепуганный гитлеровец рассказал, что впереди находится еще одна группа охранения во главе с офицером. Указал он и все огневые точки батальона, Можно было не сомневаться в правдивости рассказа. Но младший лейтенант хотел более точной информации, тому же позарез требовался осведомленный офицер. По словам пленного, охранение разместилось в лесном домике.
— Часового выставили? — спросил пленного Денис.
— По одному у каждого входа.
— А что, в лесу не изба, а дворец?
Недоверие, прозвучавшее в голосе Чулкова, всполошило унтер-офицера.
— Клянусь, господин офицер, я не вру. Дом просторный, там лесничий жил. Шесть комнат. А входов два.
Для большей убедительности унтер попросил посветить ему и трясущимися руками начертил план дома лесничего.
Группа двинулась вперед. Пленного унтер-офицера привязали, к дереву, строго-настрого предупредили, что если попытается как-то привлечь к себе внимание, смерти ему не миновать. Твердо обещали жизнь, если будет молчать. Но для верности в рот опять засунули кляп.
Бывший дом лесничего искали не меньше часа. Чернильная темнота в лесу воспринималась, как союзница.
Вдруг оглушительно и совсем рядом полоснула автоматная очередь. Все без команды распластались на земле, замерли. Из дома лесничего? Их заметили, услышали? Открывать или не открывать огонь?
Возможно, на всякий случай решил пострелять часовой, чтобы не заснуть? Странно. И по ним ли стреляли? Свиста пуль не было слышно.
— Ну, как, лейтенант?
— А черт его знает? Как слоны топали, вот и нарвались.
— Думаешь?
— А что иначе?
— Если бы заметил, не прекратил бы стрельбу. Поднял бы тревогу. Тут сейчас такой трам-тарарам начался бы… — Иванов хохотнул. — Видно, спросонья. Тебя Денисом, кажется?..
— А тебя?
— Виктором. Я, видишь ли, обязан побеждать, если ношу такое имя.
— Ну, цыплят по осени считают.
— Сейчас часовых снимут. Дом мы окружим. Ты с тремя ребятами — в левую дверь, старший сержант Валуйкин — в правую, я с остальными — в окна.
— Ясно.
План Иванова передали по цепочке. Вскоре справа и слева зашуршали ползущие тела…
Прошло не меньше десяти минут, а кряканья утки не было слышно.
«Что там тянут? — тревожился Чулков. — Неужто провал?»
— Давай, лейтенант. Бегом! Трое с тобой. Не отстанут.
Дома лесничего Денис не видел. Темная стена возникла на фоне неба внезапно. Придержал бегущего впереди.
— Спокойно. Посмотрим. Там лестница или что?
— Не имеет значения. Ребята крякают. Слышите?
Действительно, утка крякала нетерпеливо и призывно. Чулков двинулся на эти звуки, держа на сгибе руки автомат. Кряканье раздалось с крыльца.
— Сюда, сюда!
Чулков бросился на звук голоса, перемахнул через ступеньки.
— Лейтенант, там гульба. Лопочут, чокаются, сволочи. Поздравим их?
— Непременно. — Дождался, пока все собрались на крыльце. — Слушай команду! Вы… — Чулков коснулся рукой солдата, который снимал часового, — врываетесь с гранатой в руке. Что есть силы: «Хенде хох». При малейшем сопротивлении — стрелять. Только не в офицера. Ну, орлы, вперед!
Как только послышался крик «хенде хох», — раздалась очередь. Свет погас. Но хватило мгновения, чтобы увидеть за столом пятерых солдат. Офицера среди них не было, и Чулков выпустил по ним очередь. В другом конце рванула граната. Вышибло двери. По плечу Чулкова больно ударило какой-то отлетевшей короткой деревяшкой.
— У кого фонарь? — крикнул он.
Вспыхнуло два луча. В проеме двери показался младший лейтенант.
— Где офицер?
— Не видел. За столом не было.
— Искать. Всем искать. С той стороны тоже не было.
Вспыхнула спичка. Отыскали огарок свечи, потом — керосиновую лампу с разбитым стеклом. Рассеялась пыль. Стащили в одну комнату троих раненых солдат.
— Где офицер? — задал вопрос переводчик. — Быстро. Гарантируем жизнь за оказанную помощь.
— Он был здесь, здесь… — залепетал низкорослый солдат со слипшимися на лбу рыжими волосами. — Печка…
Договорить солдат не успел: он был сражен очередью из автомата. Упал и Иванов. Но еще раньше застрочил из ППШ Чулков. Огонь из угла стих. Бросившись туда, выволокли офицера. Он был жив, но ранен, кажется, основательно.
— Что с младшим лейтенантом? — крикнул Чулков.
— Убит, товарищ гвардии лейтенант.
— Ох, черт!
Оставив офицера, Денис подошел к Виктору. Он лежал на полу, раскинув руки.
Денис разорвал гимнастерку, приложил ухо к груди. Стук сердца слышался достаточно отчетливо.
— Жив! Жив!.. Быстро пакет.
Перевязывал Чулков сам, насчитал три раны и каждая могла стать смертельной. А Виктор жил… Только бы его донести.