После случая с ночным свечением опять всплыла фамилия Мисютина. Командир дивизиона настаивал на своем подозрении. И в самом деле, совпадения бомбежек и налетов с появлением нового человека наводили на размышления. Бомбежки происходили в самое, казалось бы, неподходящее время: или рано утром, когда батареи находились в глубоком укрытии, или вечером. Любая щелочка была замурована. Уму непостижимо, как с воздуха можно обнаружить установки, если и на земле в светлый день не отыщешь батареи! За маскировкой установок следили десятки бдительных глаз. Учитывая пристальное внимание вражеской разведки к гвардейским минометам, все постоянно находились настороже. Тайну берегли не только потому, что давали присягу и подписывали специальные документы. Огромное значение имели гордость, восхищение отечественным оружием. Случалось, что себя взрывали вместе с установкой, унося тайну в могилу. Лучше смерть, чем отдать секрет фашистам.
…Командир полка приказал пригласить старшего лейтенанта Павлова и подполковника Виноградова. Не отпустил подполковник и старшего лейтенанта Чулкова.
— Понадобишься. Садись.
Контрразведчик не очень-то обрадовался такому «собранию», но сдержался — крутость характера командира полка он уже не раз испытал на себе. Назаров действовал по принципу: один в поле — не воин, чего не хотел признавать Павлов, ссылаясь на свои полномочия. Из последнего столкновения старший лейтенант вышел потрепанным настолько, что едва удержался в полку. Павлова не отозвали, посчитавшись с мнением того же Назарова.
«За битого — двух небитых дают, В другом месте он лучше не будет. Обломается, если голова на плечах. А она у него имеется. — И добавил убежденно: — Всех учить надо.
Павлов был хмур. Сказал глухо:
— Пока что, товарищи, не могу ничем вас порадовать. Подозрения так и остались подозрениями. Изобличающих Мисютина фактов не имею, к сожалению.
— Может, создадим специальную группу? Хотя бы во главе с комсоргом. Он прохода мне не дает, упрекает — на каком основании подозревают его комсомольцев?
Под строгим взглядом командира полка у Чулкова застряли слова протеста — он и не думал упрекать контрразведчика. Не так давно состоялся лишь короткий разговор о повышении бдительности. Ограничились общими словами. Требовалась еще одна беседа на эту тему. Чулков провел такие беседы в каждом дивизионе.
Старший лейтенант Павлов бросил косой недоверчивый взгляд на комсорга, некоторое время колебался («Не спугнем, не насторожим ли агента, если он притаился и действует исподтишка?»), но выслушав все соображения, согласился с предложением командования полка создать в помощь ему группу из пяти комсомольцев.
Эту пятерку тут же назвали. Через час Павлов уже инструктировал своих помощников. В энергичных выражениях он рассказал, какой он помощи ждет от активистов.
По заданию старшего лейтенанта составили список новичков в полку. Начали проверять их. Каждый шаг новичка стал теперь известен, все прошлое представилось, как на ладони. Список подозреваемых в преступной связи с врагом начал быстро истощаться.
Наконец, настал день, когда в этом списке остался единственный человек — сержант Мисютин.
— Выходит, откуда пошли, к тому и пришли? — с грустью подвел итог Чулков.
— А почему мы должны интересоваться только новичками? — спросил Колесников,
— И в самом деле! — подхватил Баландин. — Мне тоже кажется, что слишком уж мы оглупляем фашистов. Разведка у них… Помните беседу проводил капитан из штаба армии? Абвер не брезгует никакими средствами. И этот диверсант-шпион, наверняка, и умнее, и хитрее, чем мы о нем думаем. Мы сейчас действуем по трафаретам, какие видели в кино. Там — полтора часа на разоблачение врага…
— Погоди, Как бы ни был человек изворотлив, но он же по человеческим законам должен действовать? — Чулков с надеждой посмотрел на Колесникова и Баландина.
— А что если враг притаился давно и только ждал появления такого новичка, как Мисютин? — Колесников обвел всех взглядом.
Простая эта мысль изумила Чулкова. Надо быть далеко не рядовым актером, чтобы уметь так притворяться, как «притворялся» сержант Мисютин. Что из того, что Мисютин суетлив? И у него, Чулкова, тоже есть недостатки. Горяч, например. Сколько уж раз приходилось прятать кулаки в карманах! Так бы и двинул в зубы, когда допекали. Его, Дениса из Новодольска, еще самого надо воспитывать.
— Надо, пожалуй, с Павловым посоветоваться. Мысль твоя по-моему, стоящая.
— А может, самим?
— Ты, Колесников, вроде бы не отличался жадностью к славе. У Павлова все-таки опыт. Ершист, самолюбив, конечно, а помощникам рад. Посмотри, как он круто изменил свою линию.