Ударила пушка. Перелет. Второй снаряд заклокотал в метре-другом перед машиной. А третий оказался роковым и для Сурина, и для «тигра». Но Николай погиб за три-четыре секунды раньше, чем танк врезался в установку. Снаряд угодил в кабину, отсек обе ноги Николая и все же, погибая, он успел рвануть заряд. Взрыв огромной силы в мелкие щепы и рваные железки разнес установку и будто ножом срезал башню танка. А секундой позже как орех раскололся изнутри сам корпус «тигра» от взрыва боезапаса, видимо, еще не израсходованного гитлеровскими танкистами.
Увы, даже останков Николая Сурина найти не удалось. Только по номеру установки опознали гвардейца, пожертвовавшего собой ради жизни офицера, дело которого он, воин, посчитал куда важнее и нужнее его собственной жизни.
Да, это был Сурин. Его почерк. Такое мог совершить только Николай.
Денис, горько всхлипнув, стал торопливо заполнять наградной лист. Писал и как в бреду повторял:
— Ты памятника… памятника заслуживаешь!..
И поставят… поставят когда-то.
5
Усталость наконец сломила Чулкова. Он привалился к стене блиндажа и минут на десять забылся в полудреме. Но вдруг забубнил радист. Голос его звучал все более отчетливей и тревожней.
— Этого не может быть! Ты что-то напутал! — закричал в отчаянии радист.
— Что там случилось? — сонным голосом спросил Чулков.
— Сообщают несусветное, товарищ гвардии старший лейтенант, — плачущим голосом ответил радист. — Колесников взорвал себя. Друг же мой…
Дениса будто ледяной водой окатило. Взорвать себя!..
Да, сообщение подтвердилось: Колесников действительно взорвал установку.
С боевой машиной погиб и он сам. Но жизнь отдал дорого: от взрыва выведен из строя один немецкий танк. Второй — опрокинулся и вскоре загорелся. Тем же взрывом уничтожены экипаж семи или восьми танков фашистов. Подробности сообщат дополнительно.
Денис был потрясен. Нет теперь и Колесникова. Непостижимо! Вот уж поистине: когда имеем. — не храним, потерявши — плачем. Вспомнив эту пословицу, Чулков почувствовал, что лицо его залито слезами.
И вдруг в голову пришла мысль: каким образом комсорг оказался командиром расчета? Да еще сам за рулем…. А все было просто. Начальник штаба дивизиона Пименов обронил при Колесникове фразу, что встревожен за батарею Свешникова. Хайдар Зиганшин, командир расчета, как выяснилось, скрыл, что ранен. Узнали о том поздно. Сейчас в районе, куда он умчался, настоящее побоище. Хайдар — казанский татарин, красавец, весельчак и балагур, он бросил четвертый курс университета, хотя имел «броню» и полгода как воюет. Имеет два ордена.
— Но ему, баламуту, третий понадобился.
— Так и заявил об ордене? — удивился Колесников.
— Конечно, нет. Но я-то его знаю.
Со «студебеккером», загруженным минами, Валентин догнал батарею. И вовремя. Зиганшин получил второе ранение и с той же автомашиной был немедленно отправлен в санчасть.
Колесников, не раздумывая, сел за руль установки. «Студебеккеры» едва успевали подвозить мины Колесникову. Полтора часа ожесточенного боя оставили старшину без расчета — все один за другим вышли из строя. Последние шестнадцать мин Валентин заряжал, в сущности, в одиночку — водитель грузовика, который доставил мины, едва ноги волочил, да к тому же руки стер до кровавых мозолей. Колесников перевез раненых в укрытие и занял прежнюю позицию. А задачу он знал: танки на этом участке не могут, не должны пройти, хотя силы, его, Колесникова, были на исходе.
С полчаса было спокойно. Если бы не громовые раскаты справа, ничто не напоминало о войне. Чуть в стороне слева вызревали яблоки и груши и в большом саду, чуть дальше — хуторок, почти рядом — одинокая и покинутая стояла избушка с колодцем. Вода в нем, как лед.
Три танка, подбиравшиеся к нему с тыла, Колесников заметил в то время, когда уже не оставалось времени для маневра. Надо было уходить.
И Валентин яростно нажал на газ, надеясь оторваться от вражеских машин, развернуться в удобном месте и ударить прямой наводкой по фашистским танкам в лоб. Правда, могли подбить из пушек, но Колесников по опыту знал, как плоха прицельность из прыгающего на неровностях почвы танка. Тут случайность опасна.
Все же ускользнул. Три снаряда разорвались на безопасном от него удалении. Колесникову уже не раз приходилось уходить от танков — мало ли в каких ситуациях не доводилось ему бывать. Однажды он не поддался даже «юнкерсу-лапотнику». Валентин развивал бешеную скорость, внезапно останавливался, бросался влево, вправо, описывал полукружья, шел зигзагом… Летчик, видимо, истратил весь бомбовый запас, а пулемет применить не успел — на «лапотника», к счастью для Колесникова, ястребом налетел наш истребитель.