«Вот это да… Меня столько дней в школе не было, а он даже не заметил».
Железнодорожная школа — двухэтажное кирпичное здание, окруженное яблоневым садом, — находилась на Вокзальной улице. В это время дня здесь было людно, улица наполнилась ребячьим гомоном.
Денису вдруг представилась картина: бьющийся точно в припадке ствол пулемета, выбрасывающий пучки огня, падающие люди в круто изогнутых касках и зеленоватых шинелях, ослепительная вспышка и развороченная земля на том месте, где только что находился живой человек…
И вот — школьный двор, звонкие детские голоса, задиристые пятиклассники по чем попало тузят друг друга учебниками.
Казалось, и не было этих десяти дней. Приснились они ему, что ли?
Около раздевалки столкнулся с Ленькой.
— Кого я вижу!? — широко разулыбавшись, заорал Ленька и распахнул руки для объятий. — Путешественник! Миклуха-Маклай! Вернулся! — Он облапил Дениса и чувствительно хлопнул его по спине. Потом отступил, оглядел с ног до головы. — Возмужал. Сразу видно — прошел огни и воды. Конечно, добрался до Москвы?
— Добрался, — скучным голосом ответил Денис.
— И, ясно, был на фронте?
— Был.
— И один в рукопашной уложил два десятка фрицев?
— Уложил. Только не в рукопашной, а из пулемета.
Ленька захохотал, запрокинув голову, потом с каким-то рыдающим подвыванием согнулся пополам, спина его тряслась будто в лихорадке. Выпрямился, изумленно всхлипывая, вытер кулаками слезящиеся глаза и, все еще рыдая от смеха, с трудом выдавил из себя:
— Ну… ты… комик… Прямо… Чарли Чаплин… Новодольского района.
Новый приступ хохота оборвал его речь. Их уже начали окружать одноклассники. Петька Головко, улыбчивый, готовый разделить общее веселье, то Дениса, то Леньку поочередно дергал за рукав:
— Братцы, обо что смех? Денис, Капитоша… Ну объявите всенародно! Вот динозавры, сами смеются, а другие — зубами щелкай.
Денис выбрался из толпы и взбежал на второй этаж. Вошел в класс, где несколько девочек, в том числе и Рая, сидели стайкой, что-то сосредоточенно списывая из тетрадки отличницы Нины Шумаковой. Не замеченный ими, Денис уселся за свою парту.
Прозвенел звонок. В класс повалили ребята, захлопали парты. Рядом с Денисом сел Вадим. Подал руку.
— Здорово, скиталец. Слышал от твоей матери, что ты в Москву укатил. Добрался?
— Ага.
— А Капитоша-то — вот хохмач… Трепанул, будто ты сказал ему, что был на фронте и полсотни немцев уничтожил.
— Это он говорил, а я только подтверждал. А насчет полусотни — врет. Около двух десятков из «Дегтярева» скосил, это точно.
Вадим посмотрел на друга широко раскрытыми от изумления глазами.
— Ты что? Всерьез?
— Конечно.
— А я то считал — Капитоша придумал. У тебя не жар? — Вадим приложил ладонь ко лбу Дениса, тот в сердцах отбросил его руку и отвернулся.
— Слушай, — уловил он над ухом шепот Вадима, — ты правда не разыгрываешь?
— Иди ты, — огрызнулся Денис. — Не веришь — твое дело.
— Нет, почему не верю… Только уж очень необыкновенно… Как в кино… Расскажи хоть подробности. Как и что?..
В класс вошел преподаватель физики, высокий старик с совершенно голым глянцевито сияющим черепом. Следом проскользнул Ленька — он почему-то всегда опаздывал — и занял свое место впереди Дениса и Вадима.
Все встали. Дежурный по классу отдал рапорт. Начался урок.
Когда на перемене, уединившись вдвоем в укромном уголке сада, Денис рассказал Вадиму в подробностях обо всем, что с ним произошло, тот помрачнел.
— Ты чего? — не понял Денис.
— Жаль, что я с тобой не поехал. Завидую.
— Не жалей. Вдвоем до Москвы бы нам не добраться. Мне повезло — знакомого проводника встретил.
— И все-таки, Денис, мы с Ленькой ошиблись. Ты доказал: при желании человек может совершить и непосильное казалось бы…
— Правильно.
— Пусть так и будет.
— Пусть.
Наступило молчание. Денис видел: от волнения Вадим не может говорить. С удивлением заметил он, что глаза друга повлажнели.
— Помнишь, — сказал Вадим после продолжительной паузы, — как в субботу накануне войны мы устроили потасовку с Козаченко? Неделю назад ушел в армию.
— Да, зря мы тогда затеяли эту драку.
— Силу не знали куда девать.
— Зато теперь-то знаем.
…А вечером Денис ушел к дубу. Теперь, после Москвы, будто общая судьба сроднила его с дубом, потому и считал его своим. И себя Денис видел таким же обгоревшим, как этот великан. Четыре месяца назад дуб был могучим, настоящий исполин, а не дерево. Теперь же, исковерканный бомбежкой, обуглившийся, с расщепленным стволом и засохшими ветвями, он превратился в мертвое дерево. После налета на станцию «юнкерсов» под ним обнаружили трех убитых.