— Зачем же нос вешать? Смотрите, какой день сегодня!
День и в самом деле выдался славный. На улице было жарко. Уже целую неделю на небе — ни облачка. Тополя оделись робкой и слабой еще листвой. Низко летали ласточки, едва не касаясь застарелых стеблей пырея. Откуда-то волнами накатывался аромат черемухи.
Черемуха, черемуха… Так много напоминал Денису этот запах!
Что-то говорила девушка, но Денис слушал невнимательно.
— Да-а, — удрученно произнес он. — Значит, Рая в каком-то другом городе… А вам долго еще здесь учиться?
— Месяца через три закончим училище — и на фронт.
— Неужто и девчонок на фронт пускают?
— А куда ж еще! Кто вас перевяжет, кто вынесет с поля боя, если ранят? Девчонок на фронте, если хотите знать, тысячи. Почти вся фронтовая медицина на женщинах держится. А сколько связисток, регулировщиц, зенитчиц, сколько девушек в разведке! Так что не очень-то задирайте нос… — И предложила без всякой связи с тем, что говорила: — Пойдемте к нам, а то вы совсем раскиснете из-за вашей Раи. Мама прислала мне вот такую банку вишневого варенья. — Судя по жесту Ларисы, банка была не меньше двадцатилитрового бидона.
От такого радушия на душе Чулкова стало теплее.
— Неудобно как-то, — заколебался он.
— Неудобно валенком арбуз резать… Вы тут постойте минуточку. А то у нас ералаш в комнате. Девчонки домой на воскресенье спешили, не до уборки им было.
Денис остался один. Он стоял и ждал, безразличный ко всему. На станции суматошно свистел паровоз. С Волги донесся басовитый гудок парохода. Потом где-то поблизости включили уличный репродуктор. Диктор после короткой информации о боях местного значения заговорил о тотальной мобилизации в Германии. Призывали всех немцев от мала до велика и отправляли на Восточный фронт.
«Несладко вам, гады! — с радостью подумал Чулков. — Подождите, еще не то будет!..»
Все теперь верили, что и на нашу улицу приходит праздник. Сталинские слова врезались в память.
Вспомнилось, какую радость испытали курсанты, когда прочли в газете о полном освобождении Воронежской области. Вся рота почти целиком была укомплектована воронежскими ребятами. Ликовали так, что в казарме пол ходуном ходил.
Старшина Буровко, увидев бурлящую роту, и слова не сказал в осуждение, только весело усмехнулся и подкрутил свой сивый ус.
…Вот и Лариса. Она смело взяла Дениса за руку и увлекла его в барак.
Чай с вишневым вареньем после солдатских харчей показался Денису необычайно вкусным. Было все по-домашнему. Конечно, общежитие не дворец: в комнате четыре железных койки, заправленные шинельными одеялами, четыре тумбочки, четыре табуретки. И все же не казарма. Да и пахло здесь не солдатским жильем.
Сидели за столом, накрытым газетой. Кипяток, заваренный мятой и еще какими-то ароматными травами, пили из кружек. Варенье по одной вишенке таскали столовыми ложками прямо из банки.
Не испытанное еще наслаждение ощущал Чулков, сидя вдвоем с девушкой в комнате. Он шумно хлебал горячий ароматный чай и, обжигаясь о края алюминиевой кружки, похрустывал ржаными домашними сухарями.
Тоска и потерянность Дениса окончательно развеялись.
Когда Чулков собрался уходить от Ларисы, ему вдруг захотелось встретиться с нею еще раз. Правда, Денис не знал, когда ему удастся снова выбраться в город.
Все это он сказал Ларисе. Девушка не могла скрыть радости:
— Была бы охота, а время найдется.
Помолчали. Денис взял ее руку и стал тихонько перебирать пальцы, еще по-девичьи пухловатые, но с жесткими подушечками на ладонях.
Девушка закрыла глаза. И вдруг, приподнявшись на носки, быстро поцеловала Дениса.
Чулков, изумленный, прикрыл ее ладонью поцелованную щеку. Потом не очень решительно потянул к себе Ларису и неумело поцеловал в уголок губ.
То был первый робкий поцелуй юноши, не искушенного в любви.
Лариса поняла, почувствовала это, и сама в смятении прижалась головой к его груди.
— Я буду всегда… всегда рада тебя видеть, Денис… — тихо сказала она. — Когда бы ты ни пришел. Понимаешь?
Денис кивнул и ласково провел ладонью по щеке Ларисы. Она вздохнула и еще тише произнесла:
— Иди, Денис. Боюсь, опоздаешь.
Была еще одна и последняя встреча с Ларисой. Курсантам одной из рот их же батальона присвоили звание младших лейтенантов. Для их сопровождения до пристани была выделена команда, в которую попал и Денис. С развернутым знаменем, под духовой оркестр молодых офицеров провожали на фронт торжественно и шумно. Во всем новеньком, скрипучем и жестком младшие лейтенанты привычно печатали шаг. То тут, то там раздавался звонкий визг мальчишек, увязавшихся за военным оркестром. По пути колонны стояли женщины с заплаканными глазами, но даже это напоминание о войне и смерти не оковывало ликования офицерского строя.