Сначала друзья не поверили: тот ли это Коваль? Оказалось — тот самый, хасановец, Герой Советского Союза.
Сейчас всем хотелось увидеть командира дивизии собственными глазами. Расспрашивали: какой он, как выглядит, сколько ему лет? Ведь во время хасанских событий ему, тогда лейтенанту, было двадцать восемь. Значит, совсем молодой. А уже командир дивизии!
— И вообще, стоящий мужик-то? — приставали курсанты к солдатам-фронтовикам.
— Порядок, — посмеивались те. — На ходу у него не поспишь…
И вот она — встреча, неизбежная и все-таки неожиданная.
Вместе с фронтовиками курсанты занимались штыковым боем, и тут обнаружилось, что некоторые из них слабо владели штыком.
— Плохо вам придется в штыковом бою с такой подготовкой, — укорил недавних курсантов командир батальона гвардии капитан Бобров. Он приказал старшине Буровко, считавшемуся в роте мастером штыкового боя и частенько проводившему с солдатами эти занятия: — Приемы владения штыком будете отрабатывать и в часы самоподготовки. — Резким движением руки капитан поправил на голове фуражку и заспешил в соседнее подразделение.
Денис был задет за живое. Как это так?! Все-таки без пяти минут офицеры. Курсанты в душе гордились своей подготовкой и, чего греха таить, иногда козыряли ею перед ветеранами дивизии.
В самый разгар занятий из-за угла двухэтажной школы на плац (бывшую школьную спортплощадку) выкатил «виллис», окутанный клубами пыли. Старшина Буровко каким-то всполошенным голосом гаркнул:
— Смирна!
— Отставить! — Из машины выскочил молодой, чубатый, тонкий и чумазый полковник в кожаных, почти до локтей, перчатках. На пропыленном кителе его сияла Золотая Звезда Героя.
Это и был командир дивизии Иван Николаевич Коваль.
Он решительно подошел к Вадиму Зеленкову, готовившемуся нанести второй удар в чучело, и выхватил из его рук винтовку.
— Кто вас учил так вежливо колоть? Где ваша злость? Перед вами фашист, детоубийца. А вы его пощадить норовите! Вот как надо колоть! Раз! Раз! Гах! — И полковник в считанные секунды пронзил штыком одного за другим два чучела и нанес молниеносный удар прикладом третьему.
— Понял? — строго и одновременно весело спросил он Вадима.
Тот, ошеломленный огненной стремительностью комдива, вопреки уставу развел руками.
— Никак нет, товарищ гвардии полковник. Никогда так не научусь! Это же… невозможно так!
Взрывом хохота рота вспугнула с ближней ветла стаю грачей.
— Отставить смех! — сердито произнес командир дивизии и опять обратился к Вадиму. — А если твой живот проткнет фашист, кому от этого польза?!
— Да я его… я руками его задушу! — Вадим грозно сверкнул глазами и рывком выбросил перед собой сильные кулаки.
Комдив внимательно посмотрел на них.
— А что? — Он обернулся к сопровождавшему его подполковнику. — И задушит. — Усмехнувшись, Коваль бросил Вадиму винтовку, тот ловко поймал ее налету.
На прощанье командир дивизии приказал:
— Штыковой бой отработать. Проверю лично.
Не таким представлял себе Денис героя Хасана Ивана Николаевича Коваля. Он виделся ему великаном — пудовые кулаки, косая сажень в плечах, а оказался обыкновенным человеком среднего роста. Правда, штыком полковник Коваль работал на зависть умело.
И сколько же усилий пришлось приложить, чтобы не осрамиться перед командиром дивизии и чтобы не пропал даром этот неожиданно преподанный им урок!
А комдив не забыл о случае с Вадимом.
В день смотра он прибыл в роту.
Августовское солнце палило нещадно. Листья деревьев напоминали обвисшие уши новодольских дворняжек. Пыль, поднятая окатами автомашин, не оседала, а почти неподвижно висела в воздухе. Казалось, что эти пыльные завесы делали специально, чтобы прикрываться ими от вражеских налетов.
Проверку по штыковому бою Коваль проводил придирчиво, с пристрастием и не мог не увидеть, что пролитый солдатский пот не пропал даром.
Часа через два он, устало вытирая пот с лица, подводил итоги.
— Вижу, потрудились. — Глазами отыскал в строю Вадима. — Овладел, овладел штыком, гвардеец. Теперь не уронишь в бою славу русского штыка?
Потное лицо Вадима просияло. Весело ответил:
— Так точно, товарищ гвардии полковник.
2
После смотра каждодневная боевая учеба продолжалась. Временами казалось, что ни в каком бою немыслимо такое напряжение физических и душевных сил.
— Тяжело в учении — легко в бою, — подбадривали командиры солдат неизменной суворовской поговоркой.